18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Тамелла Караева, крымская татарка, родилась 28 января 1937 года, уроженка Симферополя.
На момент выселения моя семья проживала в деревне Демерджи (с 1945 года Лучистое – КР) Алуштинского района Крымской АССР, куда мы вынуждены были уехать во время войны. Там моя мать, Кериме Арифджанова работала врачом.
На момент депортации в семье нас было 4 человека (отца к этому времени, как и всех крымских татар мужского пола, забрали в трудовую армию): мать Кериме Арифджанова (1915 г.р.), я, Тамелла Караева, Эльвира Караева (родилась 25 января 1940 года) и Сидика Караева (родилась 25 февраля 1944 года).
18 мая 1944 года, в 4 часа утра, пришли какие-то люди, одетые в военную форму, что-то говорили. Но я не знала русского языка, поэтому ничего не могла понять, и только помню, что плакала, такая же реакция была со стороны сестер. Младшей вообще не было еще и трех месяцев.
Помню, старые люди, показывая на крышу, говорили, что там стоят пулеметы, направленные на население
Взять из дома мы не смогли ничего, кроме документов – мамин паспорт и наши свидетельства о рождении, а также одно одеяло, одну небольшую миску и ложки. Большего мама с тремя детьми взять и не смогла, да и, наверное, не разрешили.
Всех нас вывезли за деревню, тогда там была больница, и продержали какое-то время во дворе больницы под охраной. Помню, старые люди, показывая на крышу, говорили, что там стоят пулеметы, направленные на население. Затем ночью нас, спящих детей, грузили на какие-то машины военные и увезли, как потом повзрослев, я поняла, что в Симферополь, на вокзал.
Там нас погрузили на товарные вагоны, где помню нечем было даже дышать и люди все кричали и плакали. Двери сразу же закрыли на засов и били по вагону чем-то, чтобы все замолчали. Вагон был с нарами, но мы оказались внизу и около дверей, пройти и устроиться с детьми никуда невозможно было, так как вагон был битком забит односельчанами. Не было никаких малейших условий, даже туалета, помню, как все кричали и просились в туалет. Еще помню, как мы все просили кушать, пить и очень долго ехали, потом взрослые говорили, что ехали 21 день.
Привезли нас в Ферганскую область, Кировский район, Бешарык (кишлак и железнодорожная станция – КР). Затем нас всех, детей, на 2 колесных телегах куда-то повезли в колхозы, названия я не помню. Взрослые, еле-еле передвигаясь, шли пешком, а там в кишлаке уже ждали нас какие-то люди, речь которых мы никак не могли понять, что-то говорили, указывая на нас.
Таким образом, нас голодных, еле-еле живых (кто умирал, тех на остановках состава, на станциях, в степях, забирали и мы до сих пор не знаем были ли они похоронены), привезли в Узбекистан.
Мама устроилась единственным врачом в Бешарыкскую больницу, где спасала всех. После того, как она начала работать, перестали умирать в больнице наши соотечественники
В кишлаке нас поселили в кибитку без окон, без дверей, где не было никаких условий для жизни, но была страшная жара, и там прятались змеи и полно было скорпионов – чаян, так их называли местные узбеки.
Всех выгоняли на хлопковые поля, но мама очень долго добивалась работы по своей специальности – врача. После окончания института началась война, и она не успела получить диплом, а институт эвакуировали в Краснодар, так вот надо было доказать, что она, «враг народа», народа предателя, имеет врачебную специальность. Она, конечно, это доказала, потому что шла еще война и все врачи были на фронте, и устроилась единственным врачом в Бешарыкскую больницу, где спасала всех. После того, как она начала работать, перестали умирать в больнице наши соотечественники.
В 1951 году мама умерла от туберкулеза легких. Тяжелые, голодные годы дали о себе знать, ее уже спасти не удалось
Так было до 1946 года, а в 1946 году нас нашли родственники – мамина старшая сестра Аджимелек, которая по вызову затем нас забрала в город Ангрен Ташкентской области. Мы с отцом переехали в декабре 1946 года. А мама с сестренками и моей двоюродной сестрой Лютфие Мурахасовой, которая проживала и ухаживала за нами, детьми, все эти годы, так как мама бывала на работе почти круглосуточно, переехали в Ангрен уже в 1948 году. Там мы учились, жили, но в 1951 году, в июне месяце, мама умерла от туберкулеза легких. Тяжелые, голодные годы дали о себе знать, ее уже спасти не удалось. В Ангрене умерли все родственники старшего поколения.
Я проработала всю свою жизнь медсестрой, вышла замуж, стала матерью четверых сыновей. Но в 1984 году один из сыновей погиб при исполнении служебных обязанностей в Ленинградском военном округе во время пожара в части. Остальные трое сыновей сейчас находятся в Крыму со своими семьями. Пятнадцать лет назад в Крыму после тяжелой продолжительной болезни умер и мой муж. Я живу с младшим сыном, нахожусь на пенсии.
До сих пор нет никаких изменений в положении моего народа. Украина не приняла никаких нормативно-правовых актов по отношению к крымскотатарскому народу. Когда-нибудь все наши соотечественники смогут вернуться на свою историческую Родину? Очень хотелось бы в это верить!
(Воспоминание от 30 ноября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: