«Заповедник позднего «совка»: культурная жизнь в оккупации

Театры, филармония, концерты, музеи, литературные чтения и вечеринки. Что происходит с культурой в Донецке вне официоза? Как дончане отдыхают душой – в условиях физической и культурной изоляции от остальной Украины? И как влияет на людей военная диктатура – которая стремится проникнуть в их подсознание? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии рассуждал философ и гражданский деятель Алексей Панич.

Корреспонденты Радио Донбасс.Реалии из Донецка и Луганска собрали места, которые посещают они и их окружение, чтобы отдохнуть душой. Вот что предлагает Донецк и Луганск в плане культурной жизни вне официоза:

«Сейчас афиш в городе не много. Вот события лета, которые нам удалось найти. На полную работает донецкий бар «Ганджубас». Афиша предлагает много каверов. В июле пели «Короля и Шута» и «Сектор газа». В августе Розенбаума, украинский «Бумбокс» и ACDC. Первого сентября анонсирована студенческая вечеринка в «Чикаго» – очень популярный до войны ночной клуб и байкерс бар. Но теперь ведь ночью комендантский час. Там пишут, что это открытие клубного сезона в Донецке. А 24 сентября в «Чикаго» вечеринка ко дню города: электроника, техно, дип хаус. Играют местные диджеи. В эту субботу была метал-вечеринка Big Fat Gig в концертном зале Undergraund Stage. Играют, судя по зазывалке, тяжелые группы из оккупированной части Донецкой области. 23 августа в ресторане «Плакучая ива» поет российский исполнитель Джанго, Алексей Поддубный. Еще в Донецке есть проект «Жажда смеха» – это детище оккупации, создали его в 2015 году. Теперь на стендапы приезжают российские комики. В ноябре в Донецк приезжает хореографический ансамбль «Лезгинка» из российского Дагестана. В филармонии 16 августа играют «легенды русского рока». Работает кинокофейня Ханжонкова, заведение в кинотеатре «Звездочка». Тут вечеринки, караоке, местный рок и блюз. Практически весь август тут тусят. Активничает донецкий планетарий. Фильмов о звездах там идет сейчас порядка двух десятков.

​Луганск. Культовой андерграундной точкой на карте города был бар «Чиллаут Донбасс». Признаков его жизни мы, увы, не нашли. Студент написал нам, что тусовок нет из-за комендантского часа. Вкусно поесть можно в «Мичигане» и в «Династии». В «Бодром дне» – кофейня – крутят фильмы на проекторе. В Coffee Life можно сыграть в покер, мафию, фильмы посмотреть. В ТЦ «Атриум» есть картинг, пинг-понг, большой теннис, веревочный городок. Также есть квест-комната. На афишах мы нашли вечеринку в Coffee Life и там же поэтические вечера. В пивбаре «Берлога» в августе проводят неделю памяти Виктора Цоя. Еще из событий августа там «Венечкина радуга» – фестиваль памяти музыканта, поэта и художника Вени Дыркина. Также будет проходить опен-эйр на озере села Верхнедеревечка».

– Алексей, для вас новинка, что идет некая культурная жизнь в оккупированных городах?

– Да нет, это не новинка. И тут еще не все сказано. Продолжается движение авторской песни, есть движение писателей и работают союзы писателей. Все это есть и все это вместе создает у меня странное впечатление дежавю. Весь этот микс, который я услышал, это будто я вернулся в Донецк второй половины 80-х годов. До украинской независимости, до распада Советского Союза.

– То есть такой откат на четверть столетия получился в культурном плане?

​– В общем-то да. Все, что Украина сюда приносила, оно ушло в подполье. А остались те же рок-ансамбли, которые были при Горбачеве, остались те же литобъединения. Остались те же способы проводить время, но с каким-то апгрейдом типа «Ливерпуля», но общий стиль культурной жизни совершенно не изменился с тех пор.

– Как так случилось, что 2019 год на дворе, а в культурном плане, с вашей точки зрения, это поздняя перестройка?

– Ну как почему. Донбасс ведь во время украинской независимости все время старался держаться особо, в том числе, в культурном плане. Это была такая резервация, куда редко проникали украинские влияния. А если проникали, то это была внутренняя резервация. Есть украинские села, это отдельная субкультура. У меня еще сердце горько плачет по поводу украинских сел, которые остались на неподконтрольной территории. Мало кто представляет, что там сейчас делается.

И в городах была такая субкультура, на них смотрели искоса. Когда выходило это на высокий уровень Конгресса украинистов, который прошел в Донецке. А сейчас схлынуло это дело. Кто это помнит, помнит у себя приватно. Потому что у меня знакомых арестовывали, соседи настучали, что у них дома есть литература на украинском языке. Уже сейчас в 2014 году. Украинская культура дома – это криминал.

А если этот слой убрать, осталось то, что было законсервировано с 1980-х годов и так сохранилось.

– Алексей, как вы думаете, люди, которые остались в Донецке и Луганске, им хватает того, что происходит? Это близкая им культура в целом?

– В публичном пространстве они больше не получат. А индивидуально кому чего хватает, мы можем только догадываться. Потому что есть интернет, разные анонимайзеры, которые позволяют ходить куда угодно, при достаточных технических навыках.

– Одно дело посидеть в интернете, а другое дело сходить на концерт, на вечеринку, литературные чтения. Такого нет в широком смысле?

– Есть литературные чтения, есть Союз писателей Донбасса.

– Там действительно писатели, идет литературный процесс? Культура движется в этом плане или это фикция?

– Какие-то шевеления есть. Другое дело, что это такое коллективное ностальгирование по «совку». Но это есть действительно.

Я учился в одном классе с ныне известным в определенных кругах писателем Федором Березиным, который тогда, когда мы были оба школьниками, он очень иронично относился к советской действительности. А потом у него взыграла такая ностальгия по «совку», что он сейчас пишет фантастические романы, в которых в альтернативном будущем возрожденный СССР добивает «загнившую Америку». В эту манию многим хочется поверить. То есть разыграть советское прошлое, но только в мировой гонке за лидерство. Это есть Союз писателей.

– Есть ли художественная ценность в этих произведениях, с вашей точки зрения?

– Художественной я особо не вижу. Какая-то провинциальная литература. Не хуже и не лучше того, что было в 1980-е годы. Какая-то своя мелкая тусовка. Для их собственных нужд, наверное, хватает. Кому не хватает, тот ищет, куда убраться подальше от этих мест.

– Жителям Донецка свойственна эта консервация, тяготение к собственной культуре? Есть ли вообще такое понятие, как донецкая культура?

– А вот давайте подумаем, какой вектор развития может быть у донецкой культуры. Куда ей развиваться? Донецкая культура, зажатая между Украиной и Россией, иногда пытается родить что-то третье из себя и сказать, что они и не Украина, и не Россия. Но не хватает на это сил. Получаются какие-то монстры. Есть какая-то региональная специфика. Но как не может быть, по моему убеждению, донбасского народа, так и не может быть особой суверенной квазинациональной донецкой культуры.

– Чего не хватает?

– Нет своего отдельного этноса. Что не русское, то украинское. Поэтому Донбасс может развиваться в орбите либо русской культуры, но тогда нужно решать что-то с украинской, либо наоборот. Балансировать между тем и другим иногда получается, но это зависит от динамики противостояния: или дружбы, или конфликтов, или жестокой борьбы России и Украины. Тут Донбасс просто заложник ситуации. Если не получается балансировать, приходится что-то выдвигать на первый план, а что-то вытеснять.

– Говоря об этой консервации, дело ведь не только в войне. Консервируются сами дончане и они сами этого хотят? Если бы не было войны, возможно, что все и продолжалось бы по накатанной.

​– Донецк так и жил все время украинской независимости, стараясь сохранить в себе, законсервировать этот заповедник позднего «совка». Иногда это получалось выплеснуть на всеукраинский уровень с Партией регионов. Это тоже был стиль советского феодализма, под который постарались нагнуть всю страну. Не очень-то получилось, потому что Украина в целом под этот поздний совок плохо нагибается. А в Донецке оно прижилось и сохранилось.

– Приезжала группа «Ляпис Трубецкой» и был забит зал под завязку, были украинские и белорусские флаги, зрители выкрикивали слоганы «Слава Украине» и «Живе Беларусь», пели гимн Украины. Приезжала группа «Тартак» и зал был тоже забит. Это немного противоречит вашим словам. Люди ходили, участвовали, значит это было нужно людям в Донецке.

– Конечно. Молодежь оппозиционная по определению. И если есть возможность провести вот такую фронду на грани того, чтобы тебя за это не посадили, но как-то показать свой протест. Но что власть запрещает, против того, балансируя на грани, будем протестовать.

– Но тогда еще никто ничего не запрещал и люди ходили. Был определенный запрос на украинскую культуру у дончан. Может, тут было и остается какое-то расслоение на поколения? Может, было молодое донецкое поколение, которому хотелось украинского?

​– Мы с вами говорим о публичном пространстве. А можно говорить о разных подводных течениях, которые не очень пробивались на поверхность или пробивались только эпизодически.

Я знаю в Донецке круг людей, даже целую прослойку, которые пытаются жить двумя культурами. И я знаю одного человека, который сейчас преподает в Донецке на украинском языке в университете, печатается в российских и украинских литературных журналах. И при этом сотрудничает с «МГБ ДНР». И представляет себе идеалы взаимоотношения русской и украинской культуры, как это было в советские времена. То есть независимая Украина – это нет, а малороссийская культура, Украина как культурная резервация и особая культурная разновидность единого и неделимого советского пространства, даже не русского. Есть такой модус как принятие украинской культуры в свое культурное пространство, в основном русскоязычного человека.

Есть молодежь, которая очень следит за украинскими движениями и тянется сюда, и переезжает. А те, кто не может переехать, тот следит через интернет дистанционно, понимают, что здесь больше будущего, чем то, что может предложить Россия.