Крым и Донбасс: как украинцам понять друг друга после освобождения территорий?

Закон о переходном правосудии в Украине еще не принят, несмотря на то, что есть несколько предложений и продолжаются обсуждения. По словам представителя украинского омбудсмена, ни одна из существующих в мире моделей не подходит для Украины. Почему? И когда же ждать украинский закон о том, кого наказать, а кому простить войну на Донбассе и аннексию Крыма? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорили представитель уполномоченного Верховной Рады Украины по правам человека Андрей Мамалыга и политтехнолог Дмитрий Раимов.

​

‒ Андрей, что такое «переходное правосудие»?

Мамалыга: Это концепция, которая применяется в постконфликтных странах для преодоления последствий вооруженного конфликта. Она изложена в некоторых международных документах и договорах. Концепция сводится к четырем основным постулатам: осуществление эффективной уголовной юстиции, имеющей целью обеспечить наказание виновных лиц в этом вооруженном конфликте; институциональные реформы; возмещение убытков; донесение правды о вооруженном конфликте.

‒ Почему до сих пор подобного закона нет? В чем сложность этой ситуации?

​Мамалыга: Сложность в том, что не существует универсальной модели переходного правосудия и страна ищет свою индивидуальную модель. Так как при этом нужно учитывать все особенности: национальные, географические, геополитические, экономические и другие.

На сегодняшний день мы только приступили к обсуждению самой концепции, а в каком она будет виде и может ли попасть в парламент, пока неизвестно.

‒ Одна из ваших цитат: «Ни одна из существующих моделей переходного правосудия не приемлема для Украины из-за национальных, исторических, социальных и других причин». В чем уникальность украинской ситуации и отличие от других конфликтов? И в чем сложность этой концепции?

​Мамалыга: Есть политические аспекты, которые находятся сугубо в политической плоскости. Без внешнего вмешательства Москвы этого вооруженного конфликта не было бы. В этом и сложность. Из этого следует, что пока не будет воли Москвы, мы ничего не достигнем.

Раимов: Факторов, которые тормозят процесс взаимопрощения, два.

Погибшие есть с обеих сторон. С одной стороны ‒ мать погибшего сына и с другой стороны ‒ мать погибшего сына. Чтобы они смогли договориться или хотя бы понять друг друга, необходимо, чтобы два фактора сошлись: один ‒ внутренний, другой ‒ международный.

Международный фактор ‒ Россия. Ни одно из решений не подходит для Украины из мировой практики, потому что пока есть активная позиция еще одной стороны. Если бы другая сторона была заинтересована в примирении и не участвовала, мы бы уже договорились.

Второй фактор ‒ внутренний. Люди, предлагая различные документы и решения, все воспринимают с исторической точки зрения. Но сейчас это не важно, у нас есть с одной стороны семьи и есть с другой. Если мы хотим все вместе жить, то разговор очень прост. Мы должны забыть об исторических, языковых, религиозных разногласиях и сесть за один стол и найти общую точку соприкосновения ‒ полное прощение.

Если украинский флаг висит над Донецком, то никто не начинает искать, кто стрелял, убивал и так далее, потому что это начинается с обеих сторон. Ведь виновные с обеих сторон, стреляли с обеих сторон.

И самое важное, что ни один из политиков не должен сесть за этот стол переговоров. Мирное урегулирование и договоренности достигаются джентльменами в галстуках и бабочках, не замешанными в конфликте, которым все равно, и они могут найти хорошее решение.

‒ Полное прощение всех и начать с чистого листа?

​Раимов: Конечно. Представим, мы мирно заходим в Донецк, а у нас дальше Крым. Там украинские граждане, которые проголосовали на «референдуме», поддерживают власть, работают в органах, так сложилось, что они должны были подстроиться. Но это украинский гражданин, вынужденный как-то выживать на этих территориях, потому что он не смог бросить все и бежать. Поэтому это полное прощение и договоренности. Затем решается вопрос Донбасса, никто не бегает с метлами и не ищет ведьм, регулирует ситуацию, начинаем восстановление Донбасса и переходим к проблеме Крыма.

Крымский парламент сначала был за Украину, начались события на Майдане, и он быстро переключился в сторону Российской Федерации. Они так же быстро могут переключиться обратно. Но если они будут знать, что здесь их ждет наказание, они никогда не переключатся.

Мамалыга: Это очень смелый идеалистический план, история не знает ничего подобного.

Один из самых удачных проектов переходного правосудия ‒ договор примирения в Колумбии, вооруженного конфликта с революционными силами ФАРК, длившегося 50 лет. Но там не идет речь о всепрощении. Военные преступники обязательно должны быть наказаны. Это аксиома. Каждый проект переходного правосудия базируется на четырех принципах, о которых я сказал.

‒ А как понять, кто военный преступник? Трудно определить по именам, кто сейчас воюет против Украины. Когда вернется туда украинская власть и суверенитет, где искать свидетельства этих преступлений?

Мамалыга: Процесс наказания длительный. Поэтому по военным преступлениям нет срока давности. Специальный орган, который будет расследовать, собирать факты, может обнаружить это через 10 лет после прекращения вооруженного конфликта и этот человек должен понести наказание. Это принцип уголовной юстиции. Если не придерживаться этого принципа, то не думаю, что можно будет говорить о мирном урегулировании.

Раимов: Нужно разделить вопрос военных преступлений. Военные преступления мы можем рассматривать со стороны военных Российской Федерации. Другие не попадают под военные преступления, потому что, если их и судить, то только по Уголовному кодексу Украины за убийство, терроризм и тому подобное. Они не попадают по международному праву в военное правосудие. Они не являются солдатами, это не геноцид и тому подобное. Это граждане Украины и других стран, насколько нам известно, не являющиеся военными, вступили в какое-то военизированное формирование, банду и занимаются бандитизмом или убийствами. Поэтому на них не распространяется эта военная история.

Вторая часть, конечно, человек, который убил, должен понести уголовную ответственность ‒ если выключить политику, то да. А если включить, кто будет судить, где доверие к этому суду? У нас в Киеве нет доверия к украинскому суду. Поэтому это должен быть международный суд, а он не может судить по украинскому законодательству, это нарушение Конституции. А в Гааге, например, можно судить только военных.

‒ Андрей, есть ли какие-то наработки по концепции переходного правосудия?

​Мамалыга: Я согласен с тем, что до сих пор в украинском законодательстве не были реализованы нормы международного права, решающие вопросы ответственности за военные преступления.

Уже разработан закон о прощении, организацией «Сила права». Я считаю, что он уже имеет форму, с которой можно четко работать. Он определяет и уголовную ответственность за некоторыми категориями лиц, совершившими преступления средней тяжести и тяжкие преступления.

Речь идет о том, что, например, лицо, служившее в военных подразделениях, участвовавшее в вооруженном конфликте с оружием в руках ‒ это одна ответственность, а лицо, выполнявшее функции пожарного ‒ другая ответственность. А есть люди, которые просто ходили на «референдум», они не несут ответственности. Это касается как Донбасса, так и Крыма. Мы должны четко понимать, по каким критериям граждане будут попадать под действие этого закона.

‒ Есть ли какие-то прогнозы, когда появится законопроект и когда он будет проголосован?

Мамалыга: Есть дискуссия и это уже очень хорошо. Но мы входим в 2019 год ‒ год выборов, поэтому ожидать, что этот парламент может принять закон ‒ очень оптимистично. Но я надеюсь, что к концу года мы сможем обработать концепцию и основные принципы государственной политики защиты прав человека в условиях преодоления конфликта.

Раимов: Если этот законопроект, о котором мы говорим, станет законом, он будет работать с такой же эффективностью, как действующий закон об особом статусе Донбасса, это сарказм.

Давайте попробуем понять, виноват ли парень в Крыму, что его призвали в армию России, а если он не пойдет, его посадят? Виноват ли парень в ОРДЛО, которого вызвали в эти бандформирования, и он пошел, иначе бы его убили бы или закрыли «на подвале»? Не виноват. А по вашим словам, это уже ответственность. Тоже сложно.

Если мы идем с миром и интегрируем Донбасс ‒ обнимаем, то нельзя обнимать и бежать сразу с талмудом законов.