Специально для Крым.Реалии
Кампания 1591 года, вопреки своему масштабу, почти ничего не изменила в российско-крымских отношениях. И Москва, и Бахчисарай продолжали настаивать на своих условиях заключения договора. Дипломатия в том году оказалась бессильной.
ПЕРЕГОВОРЫ 1591 ГОДА
22 октября 1591 года крымская делегация во главе с Ибрагимом Ази и Ямгурчи и московский гонец Иван Бибиков прибыли в Ливны. Из-за известия о «поветрии» в Крыму всех прибывших перевели в Болохов на Орловщине и поместили в строгую изоляцию (впрочем, Бибиков вскоре отправился в Москву). 4 ноября в Болохов прибыли московские чиновники во главе с Иваном Всеволожским (но не от имени царя, а от имени воевод Федора Мстиславского и Бориса Годунова, чего ранее не случалось – это было вполне открытое унижение гостей), а на следующий день начались переговоры.
Московиты обвинили крымцев в срыве посольского размена осенью прошлого года и неспровоцированном нападении . В ответ Ибрагим изложил свою версию событий: крымское посольство уже выехало для размена, но «царю учинилась весть из Астрахани, что государь ваш прежде сего велел уморить в Астрахани Саадет-Кирея царя, а после того велел уморить царевичей Мурат-Кирея и Кумык-Кирея», и «царю это было за великую досаду». Посольство вернулось в Крым, а на Московию двинулось войско. Разумеется, московиты категорически отвергли подозрения в отравлении Мурада и потребовали у крымцев объяснить, откуда у них такая информация, и «за что государю нашему было велеть поморить» Гераев.
Далее Ибрагим Ази перешел ко второму пункту претензий Гази II к Федору Ивановичу – мол, «московский мне поминок и запросов давать не хочет» – но и он был отвергнут московскими чиновниками. О позиции Османской империи Ибрагим сказал, что весной из Стамбула хан официально получил приказ «идти на литовского короля», но затем «тайным словом приказывали, чтобы царь шел на московского» (но чьим именно словом – не уточнил).
Наконец, стороны обменялись видением минувшей кампании. Ибрагим сказал, что Гази II искал «встречи на поле с государя вашего людьми» под Ливнами и Тулой, и не найдя, отправился к Москве. Там хан узнал, что Федор Иванович якобы бежал во Владимир, после чего на военном совете «ближние люди» предложили Гази возвращаться – мол, «московский с Москвы побежал, а ты под Москвою был и Москву видел». В ответ крымцам напомнили, что «Борис Федорович и иные бояре и воеводы с государевой ратью встретили царя на поле», и что «царь с государя нашего людьми не бился и побежал».
Тогда Ибрагим Ази спросил, почему же хана не преследовали? Ему ответили: как раз и преследовали – «наши бояре и воеводы с государевыми людьми за царем ходили» и «меж Тулы и Дедилова у царя ваших многих людей побили и языки многие поймали». Ибрагим на это возразил, что «поймали» людей, которые ходили разорять дедиловские места «от царя украдкой», а сам хан такого приказа не отдавал.
А затем в дискуссии произошел неожиданный крутой поворот. Ибрагим заявил, что уже после похода на Московию в Крым приехал присутствующий тут Ямгурчи с известиями о смертях астраханских Гераев, так что Гази II осознал – «то слово ложно, что царя и царевичей государь ваш велел поморить». Как следствие, нападение оказалось неоправданным: «негораздо то ему учинилось, что с государем вашем в недружбе учинился». Именно поэтому хан и прислал гонцов для поиска путей к примирению.
Московские чиновники заявили, что «великого государя нашего бояре тому подивились, каким обычаем государь ваш Казы-Кирей, учиняя такие неправды», теперь оправдывается. Ибрагим ответил, что «и прежние крымские цари с московскими государями в недружбе бывали и на московскую землю хаживали, а после того ссылки о дружбе и любви бывали».
После этого «гости» представили свои мирные предложения. Москва должна была возобновить выплату поминок, отпустить всех задержанных с 1590 года крымских гонцов и, наконец, разрешить «отъезд» домой вдовы Мурада «царицы» Ертуган со свитой. В обмен Крым обязался навсегда отказаться от территориальных претензий к Московии: «царь ни Казани, ни Астрахани не просит». После этого мог быть, наконец, заключен мирный договор – «дружба какова бывала меж прежними государи великим князем Василием и Джанибеком царем».
Впрочем, в выплатах крымцам было тут же отказано: «Если познал царь неправду свою, то должен принести покорение большое; поминки посылают за дружбу, а, видя цареву неправду и такую недружбу, поминок посылать не за что». Ибрагим возразил: «Если б царь своей неправды не узнал, то нас к государю вашему не послал бы; а государь бы ваш Казы-Гирею царю приход его под Москву простил: ведь царь ходил войною и большой досады ему не учинил, которою дорогою пришел, тою же дорогою и назад вышел». Непродолжительный спор о степени урона Московии от ханского вторжения и о перспективах нового похода султана на Астрахань («ныне Астрахань не старая и турских и крымских людей не боится») не закончился ничем. Чиновники объявили гонцам, что «донесут до бояр» их слова, а им самим следует оставаться в Болохове.
Затем Ибрагим Ази и гонцы от калги, нуреддина и беев были отпущены, а Всеволожский приступил к переговорам с Ямгурчи. Официально последний был послан Гази II для решения вопроса о возвращении астраханских Гераев, но настоящая цель его визита была другой. Ямгурчи сообщил, что хан опасается свержения с престола султаном, и в этом случае хочет бежать из Крыма на север. Для постройки новой резиденции в Северной Таврии (где-то выше днепровских порогов) Гази необходимы деньги (30 тысяч рублей), и если Кремль выделит их, хан готов принести шертную клятву Федору Ивановичу. Если же Московия не поддержит Гази, он подчинится султану и уедет в Порту. Всеволожский обещал передать слова Ямгурчи Годунову.
Московиты обвиняли крымцев, те оправдывались и требовали аудиенции
28 ноября 1591 года всех крымцев отправили в Москву, куда те прибыли 6 декабря. А 12 декабря состоялся второй раунд переговоров, который с российской стороны вел глава Посольского приказа Андрей Щелкалов. «Официальная» часть почти дословно повторяла дебаты 5 ноября: московиты обвиняли крымцев, те оправдывались и требовали аудиенции у Годунова. Затем Ибрагим Ази удалился, а Ямгурчи «в палате один остался для тайных разговорных речей». Ханский эмиссар повторил все, сказанное им ранее в Болохове, но добавил, что в случае свержения Гази II рассчитывает вернуть власть с помощью московской рати. Щелкалов взял «тайные грамоты» и немедленно отправился к Годунову. Крымская инициатива показалась настолько важной, что уже в тот же день ее обсуждали Федор Иванович с боярами. Крымские гонцы оставались «у государя на дворе», в личной встрече с Годуновым им всем было отказано.
20 декабря крымцы были приняты в Кремле. Ибрагим Ази произнес речь по традиционной схеме: ложные слухи об отравлении Мурада – крымский поход – установление истины – предложение перемирия. Однако огласить условия «докончания» гонцам не дали, равно как и обсудить «отпуск» Ертуган. Ханскую делегацию отпустили без ответа. Формально царю и боярам требовалось время на ознакомление с крымскими предложениями, на деле же Годунов ожидал известий из Речи Посполитой.
24 декабря в Москву приехал Данила Ислентьев, который сообщил, что московским послам удалось в очередной раз продлить перемирие с поляками. Более того, крымский гонец, который в октябре проезжал через Речь Посполитую в Швецию, был задержан. Пропустили его после долгих обсуждений и, по-видимому, в обмен на уступки Крыма в вопросе польских поминок. На полуостров же был вновь отправлен с миссией Мартин Броневский.
25 января 1592 года Ибрагим Ази и Ямгурчи были вызваны в Посольский приказ. Там им объявили, что Федор Иванович по просьбе Годунова согласился на восстановление сношений с Крымом, так что туда вскоре отправится гонец, но государь «на цареву правду еще посмотрит». В ответ крымцы заверили, что они «радеют о добром деле, чтоб царь на своей правде крепко стоял».
3 февраля состоялась вторая аудиенция в Кремле. Вначале Щелкалов долго и обстоятельно перечислял все «неправды» крымцев, а затем представил нового московского гонца Михаила Протопопова, с которым Ибрагиму и Ямгурчи предстояло вернуться на полуостров. В случае благоприятного исхода переговоров в Крыму туда вскоре должны были отправиться полномочные послы. Затем крымцев пожаловали шубами и отпустили, не дав четкого ответа на предложения хана.
7 февраля в Москву были доставлены 45 задержанных с прошлого года крымских гонцов во главе с Аллабердеем-мурзой и Иссеем. На следующий день двух последних вызвали в Посольский приказ. Щелкалов не уставал перечислять «царевы неправды», а в конце заявил, что в случае повторного нападения хана с них «снимут головы». Те в ответ просили «воссоединить» всех гонцов на Крымском дворе, и в тот же день их просьба была удовлетворена.
13 февраля в Посольском приказе состоялась встреча всех четверых главных крымских гонцов со Щелкаловым, на которой они просили отпустить в Крым троих из них – одного «старого» и обоих «новых». 22 февраля их вновь вызвали в приказ, где объявили о решении – домой поедут Иссей и Ямгурчи, а Ибрагим и Аллабердей останутся в Москве. Несмотря на резкие протесты крымцев, решение осталось в силе.
В тот же день в Кремле состоялась повторная «отпускная» аудиенция, на которой в ответ на очередные московские обвинения Ибрагим ответил Федору Ивановичу, «что крымский царь Каза-Гирей приходил на государеву украйну и к Москве неволею, а велел идти на государеву украйну турский царь, и он приходил неволею, а дружа тебе, брату своему, рать свою крымскую поморил и войны нигде не распустил – и в том бы его государь простил и покрыл его, а он, крымский царь, вперед перед государем исправится и братскую любовь станет держать крепко».
3 марта 1592 года крымские гонцы отправились в путь вместе с московскими. Протопопов вез хану и его «ближним людям» официальные грамоты, Ямгурчи – «тайные послания».
Официальная позиция Московии, изложенная в грамотах и «наказной памяти» гонцу, состояла в следующем. Главным условием восстановления полноценных отношений по-прежнему являлся посольский размен, на котором полномочные послы хана и представители аристократических родов должны были подтвердить отказ от союза с Речью Посполитой и Швецией. Только на этом съезде мог состояться «отпуск» задержанных гонцов, Ертуган и тех ее приближенных, которые хотели вернуться в Крым. Также Протопопов должен был коснуться ряда внешнеполитических вопросов: о продлении перемирия Московии с Речью Посполитой, об известных Кремлю переговорах хана с польско-литовским королем и о переходе ряда кавказских князей в московское подданство.
Крымцы дошли до стен столицы, но Кремль продолжал настаивать на своих требованиях, как будто ничего и не было
О наличии «тайной грамоты» московский гонец знал, но ему было строго приказано ни в какие переговоры по этому вопросу не вступать, оставив все Ямгурчи. Тот должен был передать Гази II, что обсуждение помощи на случай его свержения с престола должно осуществляться особыми посланниками и что присылка «запросных денег» зависит от исхода посольского размена (до этого будут выплачиваться только «легкие поминки»). Более того, московское правительство предлагало хану в подтверждение серьезности его намерений прислать в заложники «сына своего Тохтамыш-Гирея царевича» и по одному человеку от всех крымских «больших родов».
Фактически, речь шла не больше и не меньше, чем о возвращении к ситуации начала 1591 года – до крымского вторжения. Это показывает, насколько незначительным оказался итог похода Гази II на Москву – да, крымцы дошли до стен столицы, но Кремль продолжал настаивать на своих требованиях, как будто ничего и не было, и немало не боясь повторения.
С одной стороны, эта позиция была не лишена логики – Московия (вернее, лично Годунов) считала себя победительницей, поэтому могла диктовать условия, а Крым переживал внутренний кризис после поражения. Но с другой, хан мог вновь пойти войной на север, поскольку другого способа отстоять свою точку зрения у него просто не оставалось. А с учетом того, что война со Швецией все еще продолжалась, это могло стать для Кремля проблемой.
Переговоры Москвы с Бахчисараем вновь были прерваны войной
А чтобы избежать нежелательного вмешательства Османской империи в крымско-российские отношения, 29 марта 1592 года в Стамбул был отправлен посланник Григорий Нащокин. Он должен был выяснить позицию султана по поводу союза Московии с Персией, усиления российского влияния на Кавказе и нападений донцов на турецкие владения. Также Нащокин должен был изложить московский взгляд на проблемы посольского размена с Крымом, судеб астраханских Гераев и крымского вторжения 1591 года. Но прибыл в Стамбул он только в сентябре, безнадежно опоздав со своей миссией – еще в апреле переговоры Москвы с Бахчисараем вновь были прерваны войной.
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрен
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии.Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d3vtolv0wn6192.cloudfront.net/ следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: