«В Кремле все нервничают»: конфликт в российском «Коммерсанте»

Конфликт в российском издании "Коммерсант", связанный с решением группы журналистов во главе с заместителем шеф-редактора, руководителем отдела политики Глебом Черкасовым покинуть издание после увольнения двух коллег, продолжает набирать обороты.

Представитель владельца издательского дома "Коммерсант" Алишера Усманова 21 мая передал в распоряжение Радио Свобода следующее заявление:

"Акционер "Коммерсанта" не вмешивается в редакционную политику газеты, а также не участвует в принятии решений об увольнении или найме журналистов. В истории с двумя журналистами "Коммерсанта" Алишер Усманов не сыграл никакой роли и узнал об их увольнении из сообщений СМИ".

Днем 21 мая всем сотрудникам "Коммерсанта", которые объявили о решении покинуть издание, заблокировали входные пропуска в здание редакции, о чем они написали в Фейсбуке.

Сотрудники отдела политики "Коммерсанта" во главе с теперь уже бывшим заместителем главного редактора Глебом Черкасовым, к которым впоследствии примкнули еще несколько человек, написали заявления об уходе после решения акционеров уволить специального корреспондента Ивана Сафронова и заместителя редактора отдела политики Максима Иванова – за вышедшую 17 апреля статью о возможной отставке председателя Совета Федерации Валентины Матвиенко под заголовком "Спикеров делать из этих людей". Некоторые из уволившихся работали в газете с начала 90-х годов.

Вечером 20 мая появился текст заявления большей части творческого коллектива "Коммерсанта":

"Возможно, среди наших читателей найдутся те, кто способен объяснить акционерам ИД, что прямо сейчас они разрушают одно из лучших СМИ России. Работа "Ъ" важна для всего общества и всей нашей страны. Те, кто уничтожают его ради краткосрочных политических дивидендов, плохо знают историю России. Мы уверены, что наша страна достойна лучшего будущего. Достойна свободы слова".

В статье "Спикеров делать из этих людей" со ссылкой на источники в государственных структурах говорилось, что председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко в мае 2019 года может покинуть свой пост и перейти на работу в Пенсионный фонд. Наиболее вероятным кандидатом на ее место назывался глава Службы внешней разведки Сергей Нарышкин. По словам собеседников "Коммерсанта", примерно в эти дни Матвиенко должна была обсудить возможность своей отставки с президентом Владимиром Путиным. Одновременно 17 апреля телеканал "Дождь" сообщил, что возможность отставки Матвиенко обсуждают в Кремле – и это может быть связано с нашумевшим задержанием прямо во время заседания члена Совета Федерации от Карачаево-Черкесии Рауфа Арашукова.

Главный редактор "Коммерсанта" Владимир Желонкин заявляет, что издание рассталось с Ивановым и Сафроновым вовсе не из-за конкретного текста, а поскольку они "нарушили редакционные стандарты". Что конкретно совершили журналисты, он не поясняет. Однако сам журналистский коллектив, в том числе другой заместитель главного редактора "Коммерсанта" (остающаяся работать в газете) Рената Ямбаева, уверены, что решение об увольнении журналистов было принято именно владельцем издательского дома Алишером Усмановым после жалобы со стороны Валентины Матвиенко:

"По словам наших коллег… акционер выразил неудовольствие статьей и потребовал раскрыть личности источников. Согласно закону о СМИ и трудовому договору сотрудников "Ъ", редакция обязана сохранять в тайне источник информации и не вправе называть лицо, предоставившее сведения с условием неразглашения его имени. Единственное исключение – наличие судебного запроса. Журналисты "Ъ" отказались нарушить доверие собеседников. После этого было принято решение об увольнении двух авторов материала. Прямые обращения к акционеру и его представителю не повлияли на ситуацию; никаких компромиссов или других вариантов акционер не предложил".

Вот что сам Глеб Черкасов рассказал Радио Свобода о подоплеке нынешнего конфликта и своем взгляде на ситуацию:

​– Чувствуете ли вы теперь, что бросили некий вызов власти, оказались в стане оппозиционеров и диссидентов?

– Я бы не называл наш поступок вызовом власти. Мы просто не согласились с тем, что наших друзей, наших коллег уволили по не очевидным для нас причинам, для меня лично – совсем не очевидным. Я считаю, что журналист не имеет права быть оппозиционером или не оппозиционером. Журналист должен прежде всего заниматься информированием своих читателей, слушателей и зрителей. Мы не стали кем-то другим. Просто с Иваном Сафроновым и Максимом Ивановым трудовые отношения были расторгнуты по непонятным нам причинам, а мы с этим не согласились – и та форма несогласия, которую мы выбрали, вот такая, как есть.

– Но этот конфликт вышел далеко за пределы российского журналистского сообщества, он привлек внимание всех, в том числе и уже за пределами России.

– Я понимаю, это громкое дело, таких случаев давно не было. Но речь идет прежде всего о профессиональной солидарности, а не о чем-то еще. Увольнять людей за статьи, к которым нет очевидных претензий, а есть лишь витающие в воздухе какие-то полулегальные, двусмысленные разговоры… В таких условиях работать невозможно.

– Под обращением коллектива "Коммерсанта" к читателям стоят подписи уже многих десятков человек. Это означает, что издания в реальности больше не существует? Или скоро не станет?

– Издание существует, "Коммерсант" остается жив. Просто журналисты, которые направили это обращение после того, как уволился отдел политики, и еще Анна Пушкарская, и еще кто-то, потребовали объяснения. Я надеюсь, они его получат.

– Есть ли во всей этой истории, которая продолжает развиваться, какие-то детали, на которые стоило бы обратить более пристальное внимание? Или все уже всем известно, все лежит на поверхности?

– Для меня самый важный момент в том, что на самом деле в применении столь жестких дисциплинарных санкций за тот текст, о возможной замене спикера Совета Федерации, отсутствует какая-либо логика. Можно предполагать, и я делаю это, имея на то некоторые основания, что такого рода "выплеск" может случиться по поводу любого текста. В этом проблема. Это странная игра, в которой нет совершенно никаких правил. Признание хаоса как системы рабочих отношений – это то, на что следует обратить внимание.

– А что могло госпоже Матвиенко не понравиться в пресловутом тексте? Статья для нее – уж точно не обидная, там, что называется, не подкопаешься.

– Я и сам всех призываю задавать этот вопрос тем, кто предъявляет какие-то претензии Ивану Сафронову и Максиму Иванову и еще к трем авторам, чьи фамилии там тоже стоят под этим материалом. Я выпускал этот текст, я вел тот номер, я ставил этот текст на первую полосу. У меня самого были вопросы к этому тексту, и я их задавал авторам. Я, в общем, понимаю, откуда там что взялось, я имею в виду суть информации. И я не понимаю, какой содержательный вопрос мог возникнуть к этому тексту – настолько серьезный, что авторы его могли бы подвергнуться такого рода санкциям.

– Может быть, у госпожи Матвиенко к вам просто давняя личная неприязнь, еще с 2011 года? За статью "За сосули перед отечеством"?

– Это не может называться "личной неприязнью", потому что ту статью писал совсем другой человек. Я с Валентиной Ивановной Матвиенко виделся два раза в жизни, в последний раз точно до 2011 года. И не могу сказать, что она была главным героем моей журналистской деятельности последних лет. Да, когда я был редактором в "Коммерсанте", мы по-разному освещали ее деятельность, но не то чтобы это было постоянно. Хочу отметить именно то, что все произошло вне всякой логики! Хотя мы и так уже много лет живем в условиях очень относительных правил общей игры… Но теперь они стали вообще "волшебными": просыпаемся сегодня – одни правила, а засыпаем – они уже другие.

– От ваших коллег потребовали раскрыть источники информации? Это ведь прописано в законе о СМИ, что их раскрывать можно только по требованию суда, и в ваших трудовых договорах это тоже было указано. Какова была реакция начальства на отказ?

– Я до вчерашнего дня работал заместителем шеф-редактора газеты, курирующего в том числе и отдел политики, и я сдавал эти заметки. Мои коллеги, которые их писали, мне обосновали, откуда и что у них взялось. И у меня были свои источники информации, которые этой предложенной "картине мира" не противоречили. Почему просили раскрыть источники информации? Потому что, наверное, тем, кто просил, было бы с этим потом спокойнее жить. Вообще этот вопрос надо задать Владимиру Борисовичу Желонкину, который работает главным редактором издания, и Ивану Яковлевичу Стрешинскому, председателю совета директоров нашей компании. Я же на этот вопрос ответить не могу. Зачем им было это нужно? Какие у них были сомнения, какие нарушены стандарты? Или что, нам слили какую-то инфу, которая уже точно не подтвердилась?

​– Вы и ваши начальники стремились найти выход из конфликта? Или сразу все разговоры велись на повышенных тонах?

– Я знаю, что стороны довольно долго пытались найти компромисс. Думаю, что после того, как эта история вышла в публичное пространство, слово "компромисс" было уже произносить бессмысленно. Все, мы прощаемся с издательским домом! Мне, например, только сейчас сказали, что мой компьютер и пропуск в здание заблокированы, и у всех моих коллег тоже. Но, естественно, скандалить изначально никто не собирался. Просто, поймите, если мы в какой-то момент рассказываем то, что у нас просят, вот мы называем источники – после этого откуда возьмется у меня гарантия, что эти имена источников информации не будут переданы интересующимся фигурантам статьи? И кто после этого будет иметь дело с такими журналистами, которые сливают свои источники? Еще раз повторяю, авторы изложили свою систему доказательств того, что было написано, лично мне. И я в ответ сказал: "Да, надо писать эту статью". Может быть, было бы время – мы бы еще чуть-чуть ее доработали. Но это не было обязательно.

– Решение об уходе было принято после обсуждения всеми теми, кто покинул издательский дом? Или сначала появился некий инициативный костяк, за которым последовали остальные?

– Я говорил руководству давно, не по этому даже поводу, что если хоть одного человека из подразделений, за работу которых я отвечаю, уволят без моего согласия, не убедив меня в том, что это действительно необходимо, я подаю заявление об уходе. Не скрою, Иван Сафронов и Максим Иванов были довольно важными для меня сотрудниками. Кроме того, я их знаю по 10 лет, и это тоже довольно важно. Я предупредил, что если эти люди будут уволены, в том числе за то, что они написали в номере, который вел я, у меня просто не останется другого выхода. И оповестил об этом всех, кого можно. Не знаю, почему это было названо руководством "шантажом". Но так случилось. Это было мое личное решение. А готовность других коллег поддержать это мое решение… Ну, я порадовался, что люди со мной солидарны. Но и предупредил их о том, что им довольно сложно будет жить дальше. В конечном итоге они выбрали то, что выбрали. После того, как выяснилось, что мы уходим все, начались громкие события, поднялся шум.

– Вы только что намекнули, что заранее чувствовали, что ситуация накаляется, что нечто подобное случится, не по этому, так по любому другому поводу. Были прецеденты в последнее время? Я вспоминаю, например, историю с увольнением Марии Карпенко.

– Конечно, накалялась ситуация, и конечно, было работать непросто. Но я надеялся до последнего, что более-менее острые моменты как-то сгладятся, успокоятся. Вообще случившееся – это общее отражение нервозности, которая воцарилась во всех сферах власти. Есть общий накал, и он касается не только нас.

– Появилось заявление Алексея Навального, который вспоминает свои судебные тяжбы с господином Усмановым и свои слова о жесткой цензуре в "Коммерсанте", которая была, по его словам, всегда. И он сейчас упрекает вас в трусости в прошлом. Но, правда, тут же хвалит за нынешнее решение и предлагает помочь.

– Когда прочту его текст, тогда отвечу, я сейчас узнал о нем от вас. Но мне не очень интересны упреки господина Навального, как и его предложение помочь. Скажем так, если кто-то из коллег захочет воспользоваться его помощью – это будет личное дело того, кто ей воспользуется. В целом я сейчас думаю, что в моей жизни закончился важный этап. Но если бы я считал, что все это неправильно, я бы этого не делал и так не поступал.

​– В заявлении коллектива "Коммерсанта" говорится, что "Россия заслуживает свободы слова". То есть сейчас свободы слова нет?

– Я считаю, что она есть всегда. Вопрос в том, насколько удается ее добиться и осуществить. Конечно, развитие современных технологий делает возможность высказываться гораздо более простой и легкой, чем 30 лет назад. Сегодня не надо обладать монополией на издание газеты, чтобы что-то рассказывать, можно завести телеграм-канал и писать все что хочешь. Но гораздо сложнее стало добывать информацию! Вот с этим в стране все больше и больше трудностей – и с тем, чтобы верифицировать информацию, чтобы получать необходимые подтверждения. С этим ситуация в России ухудшается с каждым годом.

– Вы упомянули о все большей нервозности в высших эшелонах власти, в Кремле. Эта нервозность, по-вашему, рациональна?

– Я считаю, что она совершенно алогична и иррациональна. Я не вижу сейчас никаких серьезных угроз для системы власти, никаких серьезных оппонентов. Я вижу какие-то спорадические вспышки протеста – именно что спорадические. Но почему при этом возник такой накал страстей и страхов, я не понимаю. Однако в Кремле почему-то все очень нервничают, – говорит Глеб Черкасов.

В марте 2019 года о своем увольнении из "Коммерсанта" сообщила обозреватель газеты Мария Карпенко. Она заявила, что ее уволили из-за недовольства Кремля и Смольного тем, как она освещает избирательную кампанию временно исполняющего обязанности губернатора Петербурга Александра Беглова в телеграм-канале "Ротонда".

В 2011 году главный редактор журнала "Коммерсант-Власть" Максим Ковальский был уволен после статьи "Яблочный пуй", посвященной фальсификациям на выборах. К статье прилагалась фотография недействительного бюллетеня с нецензурным призывом в адрес Владимира Путина.

В том же 2011 году в Санкт-Петербурге был изъят из продажи почти весь тираж журнала "Коммерсант-Власть" с портретом Матвиенко и подписью "За сосули перед Отечеством". Текст рассказывал о назначении Матвиенко в Совет Федерации.