Из России: Как Следком у двух пап и двух бабушек ребенка отобрал

Московский Следственный комитет возбудил уголовное дело и изъял ребёнка с ментальным заболеванием, когда тот рассказал, что его воспитывают два папы. Родственникам не дают общаться с ним, отец вынужден был уехать за границу.

Денису 40 лет. Он был дважды бездетно женат, 8 лет назад усыновил двухлетнего Алексея (имена отца и сына изменены). По словам Дениса, мать ребёнка была зависима от алкоголя, родила его в 16 лет, запирала в комнате, не кормила. Мальчик, как говорили воспитатели детдома, был дикий: забивался под стол, не разговаривал, первые два месяца постоянно ел, никак не мог насытиться, но потом это прошло. Его няня Людмила, которую Алексей называет бабулей, вспоминает, что он "ходил, как воробушек", не мог полностью наступать на стопы, потребовалось несколько месяцев реабилитации и массажей. "Для меня было странно, что он ничего не просит, как другие дети, – вспоминает Денис. – Можно телевизор посмотреть? Он и не подходил к этому телевизору. Или когда поначалу в магазин ходили, он не понимал, что здесь можно что-то приобрести".

Жили вдвоём с отцом, няня ежедневно приходила, отводила мальчика в школу и забирала домой, также у Алёши был крёстный отец, друг Дениса, гражданин Германии. Он жил между Москвой и Берлином, каждый раз останавливался у Дениса, принимая участие в жизни семьи. Алёша называл его вторым папой. Денис объяснял сыну, что в школе про двух пап говорить не нужно, не так поймут, но Алексей любил провоцировать и смотреть на реакцию. "Для него всё это была семья. Его крёстный, няня, бабушка, крёстная мама, её сын, его ровесник. Он никогда не спрашивал, почему у Пети папа и мама, а у меня два папы, где моя мама или кто моя мама? У нас на это были заготовлены какие-то дежурные ответы, но он не спрашивал. Он знал, что он усыновлен. Психологи рекомендовали это не утаивать. Мы вели альбом с фотографиями, он очень любил смотреть, когда он был маленький, куда мы ездили. У него было два дня рождения – это собственно день рождения и день, когда его усыновили".

Против школы

В детском саду с Алёшей всё было более-менее в порядке, он слушался папу, вообще был очень к нему привязан, постоянно держал за руку, как будто боялся потеряться, – об этом РС рассказали няня, бабушка и одна из учительниц. В школе с первого класса проявились признаки ментального заболевания: Алёша не желал учиться, становился неуправляемым, даже агрессивным, сладить с ним могли только няня, бабушка и отец, который не переставая водил его по клиникам, врачам, спортивным секциям. Велосипеды, байдарки, лыжи, походы, триатлон, плавание, художественная школа, постоянные заграничные поездки: Денис неплохо зарабатывал в топливно-энергетическом секторе. "Ему нужен был режим, – вспоминает мать Дениса. – Даже когда он приезжал к нам в деревню, Лёшка ровно в девять должен был ложиться спать. Хочу, не хочу, шли в постель, папа ему читал что-то, но Лёша так устроен, что он только голову на подушку положит, и тут же отрубается. У него долго был ночной энурез, Денис будил его около полуночи, чтобы он сходил в туалет". "Каждый день Денис приходил с работы и – устал, не устал, ехал с Алёшкой кататься на велосипедах, – рассказывает няня Людмила. – Два хороших спортивных велосипеда у него было, до сих пор на стене висят. Я о таких и мечтать не могу".

Самым сложным оказалось найти школу: от Алексея все отказывались. "Он не хотел учиться, мог школьные принадлежности раскидать, ходил по классу, отнимал у других ручки, линейки, тетрадки. Жалобы начались с первых дней, – рассказывает Денис – В первом классе мы продержались два месяца, потом до конца года он учился дома". Занималась с мальчиком няня – учитель начальных классов со стажем, из школы ушла из-за проблем со здоровьем. "Мы пытались приглашать и репетиторов, но Алёша своим поведением всех их разгонял". По словам Дениса, он думал, что, возможно, государственная школа не может справиться, попытались ходить в коммерческие: "Две частные школы с Алёшей расстались на третий день, третья, школа Монтессори, протерпела три месяца. Интеллектуально Алёша сохранен, программу усваивает, только вот с социализацией проблемы".

Медико-педагогическая комиссия порекомендовала во втором классе взять программу для детей с тяжелыми нарушениями речи, хотя нарушений речи у Алексея не было. Это позволило пойти в ресурсную школу с малокомплектным классом. Впрочем, и там Алексей дрался, укусил учителя, выбросил в окно школьные принадлежности, его перевели на очно-заочную форму обучения: половину уроков он проходил дома, а половину в школе наедине с педагогом. От него отказались несколько учителей, справиться с ним смогла только одна. РС удалось поговорить с ней, она просила не ссылаться на неё: московские учителя боятся разговаривать без разрешения Департамента образования. Департамент на запрос РС не ответил, классная руководительница и директор школы общаться с РС отказались. "Вот Алёша залез под стол у охранника, мяукает и не идёт ни с кем на контакт. Я подхожу, говорю: – Да разве так коты мяукают?" Начала тоже мяукать, лаять. И он так за мной пошёл в класс, и в классе мы начали с ним работать", – вспоминает педагог.

Третий класс выпал на коронавирусный год, на дистанционном обучении Алексей окончил его на тройки-четвёрки. "Казалось, что, взрослея, он будет лучше справляться со своими эмоциями, но потом начался четвертый класс, и проблемы никуда не ушли, – рассказывает Денис. – Учиться не хотел, дисциплину нарушал, конфликтовал и с детьми, и с учителями. Школа нам в четвертом классе выделила тьютора, который везде следовал за Алёшей. Справился только пятый тьютор. Учились по два-три урока в день, но иногда учительница просила забрать раньше. Мне показалось, что у неё закончилось терпение, она стала довольно резко высказываться про поведение Алёши, про то, что он мешает. В конце 2020 года начали опрашивать родителей, кто планирует идти в эту школу в пятый класс, конечно, мы планировали. Нам настоятельно рекомендовали рассмотреть спецшколу для детей с общественно опасным поведением, мы даже ездили туда, познакомились с администрацией. Оказалось очень сложное заведение, мне бы не хотелось, чтобы мой сын там учился. Мне кажется, наша школа искала повод, чтобы от нас избавиться". Повод не замедлил представиться.

Роковой синяк

"Спортивная деятельность, как и образовательная, требует определённой усидчивости, терпения, поэтому спортивных секций у нас в жизни тоже было много: семь бассейнов мы поменяли, три атлетики. Где месяц, где три месяца, – рассказывает Денис – Везде просили уйти, потому что он не выполнял правила поведения, конфликтовал, дрался". По словам отца, в начале февраля в результате конфликта в бассейне Алексей поцарапал грудь о разделитель дорожек и получил ссадину на шее, на его поведение жаловалась и тренер. Папа на это не обратил особого внимания – обычная история.

Синяк на шее увидела классная руководительница. По словам отца, утром она написала ему в ватсапе, он рассказал про бассейн. Часа через три Денису позвонила социальный педагог, попросила приехать в школу. Денис был на работе, а няня, как назло, накануне вызывала скорую – сердце – и в этот день решила отдохнуть. В школу тем временем вызвали врача и инспектора по делам несовершеннолетних, Алексея увезли в ОВД, куда подъехал и отец. "Я видел, что Алёша был в кабинете с инспектором, но меня к нему не пустили. Меня отвели в уголовный розыск, стали спрашивать: "Кто проживает с ребёнком?" – "Я проживаю". – "А бабушка?" – "Бабушка (няня) с нами не живет, она приходит каждый день, но вечером уходит к себе". – "А второй папа?" – "Нет второго папы. Есть крёстный папа, крёстная мама". – "Он живет с вами?" – "Нет, не живет". Потом меня вернули в отдел по делам несовершеннолетних, Алёши уже не было. Я говорю: "Где Алёша?" – "Его увезли в больницу". – "Почему?" – "Потому что мы не можем его вам отдать". Больше Денис своего сына не видел.

В отделе выяснилось, что Алексей рассказал не только про двух пап, сказал, что его избили за отказ делать уроки и вообще часто били и оставляли голодным. Это скорее всего не так. "За 8 лет он всего 2–3 раза стоял в углу, – говорит няня Людмила. – Его наказывали тем, что папа лишал его сладкого, а он обожает мороженое и шоколадные конфеты. Он мог сказать: "Ну и не надо", но это на 15–20 минут, потом начинал подлизываться". "Что папа его бил, я никогда не поверю", – сказала в разговоре с РС учительница, то же сказал и тренер по плаванию Александр Калужский. Тот же тренер рассказал РС, что мальчик вообще был большим фантазёром: мог рассказать, что с утра пил водку или что кто-то из сверстников пытался его задушить, но начнёшь разбираться, признается, что пошутил. "Ребёнок склонен к патологическому фантазированию, – сказала в интервью с РС клинический психолог Наталья Волгина. – Семья производит весьма благоприятное впечатление. Папа был активно включён в работу, участвовал во всех мероприятиях, проводил воспитательные беседы. Из того, что мы видели, он всё делал абсолютно правильно. Никакого насилия со стороны отца я не наблюдала". Нейропсихолог Николай Воронин также сказал РС, что к отцу Алексея у него претензий нет: "Он спрашивал, как лучше действовать в той или иной ситуации, какого-то нарушения личного пространства ребёнка, насилия физического или психологического я не видел".

Девять миллионов

Дело передали в Следственный комитет, ребёнку назначили несколько экспертиз, намекали, что возбудят уголовное дело не только по ст. 117 ("Истязания"), но и по ст. 132 ("Насильственные действия сексуального характера") – ведь если два папы, понятно, что не просто так. Впрочем, сотрудники опеки проболтались, что экспертизы насильственных действий сексуального характера не выявили, осталась только статья за истязание, возбуждённая в отношении неустановленного лица. Денис проходит по делу свидетелем.

Несколько дней Денис мотался между опекой и больницей, куда поместили Алексея, опекой и полицией, потом опекой и Следственным комитетом. С ребёнком ему встречаться не давали, разговаривать не разрешали и даже не выдавали никакого документа, на основании которого Алексей был изъят: в опеке говорили, что за всё отвечает СК, а в СК советовали обратиться в опеку. Следователи опросили учителей и сотрудников опеки, а также родных и близких Алёши и Дениса. Вместе с опекой следователь СК и инспектор по делам несовершеннолетних осмотрели квартиру Дениса. Вот только тренера из бассейна, где ребёнок, по словам отца, получил синяк, на допрос не вызвали до сих пор. РС поговорило со старшим тренером Натальей Попович (она на тренировке не была, но сказала, что в их бассейне дети априори не могут получить никакие травмы, это просто невозможно) и с тренером Александром Калужским (он помнил, что Алёша баловался и ободрал грудь о разделитель, про синяк не помнил ничего). В характеристике на Алексея, подписанной президентом Московской федерации водных видов спорта для лиц с ментальными нарушениями Татьяной Александровой, говорится: "Последний раз Алексей присутствовал на тренировке 05.02.2021. Пришёл вовремя, приступил к занятию с энтузиазмом, но быстро утомился и не хотел продолжать тренировку. Отказывался выполнять задания тренера, выкрикивал нецензурные слова, мешал заниматься другим детям (дёргал их, задирался и перелезал на другую дорожку). Был в конфликте с другими детьми. О плохом поведении на занятии было рассказано отцу".

После осмотра квартиры Дениса вызвали в СК: изъяли сотовый телефон, спрашивали, не специально ли он усыновил ребёнка с отклонениями, чтобы тот "не понимал, что с ним делают". На допросе присутствовали два человека в штатском. Как потом пояснил адвокату заместитель руководителя Головинского межрайонного следственного отдела Виталий Мартынов, то были сотрудники ФСБ: они, мол, давно следят за этой "странной" семьёй, знают, что "у отцов" есть масса недвижимости за границей, они постоянно отдыхают на своей яхте. Всё это не соответствовало действительности, Денис уверяет, что никакой яхты и дорогой заграничной недвижимости ни у него, ни у его друга нет. Тот же Мартынов якобы намекнул адвокату, что органы понимают, что Денис ни в чём не виноват, но, может, он даст показания против второго папы? Может, это немец истязал и совращал ребёнка?

Виталий Мартынов предложил Денису пройти полиграф. Денис, по совету адвоката, уехал за границу: в любой момент он мог превратиться из свидетеля в обвиняемого, защищать себя и своего ребёнка из СИЗО ему не хотелось. Одновременно Денис пытался решить вопрос с СК через знакомых, те передали ему, что цена вопроса – 9 млн рублей. Никаких гарантий успеха не было, ввязываться в коррупционную историю Денис не стал.

Сайт заблокирован?
Обойдите блокировку!

читать >

Свидание у забора

Ребёнка тем временем перевели в Центр поддержки семьи и детства Северного округа Москвы. Как удалось выяснить отцу, состояние его там ухудшилось: он выбил окно, сломал ноутбук, забаррикадировал дверь, так что открывать её пришлось с полицией. Алёшу госпитализировали, через полтора месяца в больнице вернули обратно. Бабушка Алёши, его крёстная мама, его дядя, брат Дениса, его няня писали многочисленные ходатайства с просьбой отдать им ребёнка под опеку или хотя бы разрешить с ним свидание. Ответы или были отрицательные, или не приходили вовсе. Артём Лапов, адвокат ЛГБТ-группы "Стимул", которая взялась помогать Денису, рассказал РС, что руководитель Головинского межрайонного следственного отдела Сергей Курицын на личном приёме пообещал ему, что по запросу опеки ребёнку могут разрешить свидание с бабушкой. Но только вот старший специалист Отдела социальной защиты населения района Левобережный Ирина Айгенина в присутствии корреспондента РС сказала крёстной матери Алёши, что у них есть письменное указание от СК ни с кем свиданий не давать. Бабушка мальчика трижды писала в опеку, получила два отказа, на третье обращение ответ до сих пор пришёл.

Денису удалось несколько раз поговорить с сыном: то в одной палате с ним лежали подростки, которые разрешали пользоваться своими мобильными (Алёша знал папин номер наизусть), то в больнице какое-то время подзывали Алёшу к телефону. "Он очень был расстроен, плакал, просил меня прийти: почему ты за мной не приходишь? Сколько я здесь буду? Я каждый раз его пытался настроить, что мы тебя любим, мы тебя достанем, тебе нужно потерпеть". Удалось дозвониться до мальчика и няне Людмиле: "Они ему сказали, что папа уехал в командировку. Он плачет, говорит мне: "Я домой хочу, мне больно". – "Где тебе больно?" – "Там, где сердце, бабуль, там как будто пчёлка ужалила".

При этом мальчику не только не разрешали общаться с близкими, не принимали от них передач: ни одежду, ни открытки, ни семейные фотографии. В больницу Алёшу госпитализировали в казённой одежде, которую родным отдали для стирки: "Штаны чуть ниже колена, драная футболка, женская кофта какая-то с большими пуговицами, трико, как в Советском Союзе, и тоже короткие, – возмущается няня. – Мы просим передать ему его одежду, они говорят, нет, не положено, у нас своя. Один раз я уговорила медсестру: "Вы трубку положите на стол, поговорите с ним, а я услышу хотя бы его голос", – рассказывает няня. – Медсестра пошла навстречу, трубку оставила на столе, позвала Алёшу. Он говорил, что ему нужны футболки, носков нет, просил влажные салфетки принести. Она ещё его спросила: "А зачем тебе влажные салфетки, у нас всё есть". – "Как зачем? В туалет ходить".

Няня любит Алёшу как родного, ходит иногда к ЦПСиД, смотрит на него из-за забора, но скрытно, чтобы мальчик не заметил. "Сегодня я подходила к интернату, смотрю, детки на площадке. Он шёл с воспитателем, увидел меня, закричал и побежал к забору. Я тоже подбежала, он кричит: "Бабуля, бабуля", в забор вцепился, воспитатели его оттаскивают. Я ему сказала, что мы тебя обязательно заберём, терпи пока, мы тебя любим, беги. У него рана на лбу и синяк на носу, наверняка сломана перегородка. Он ещё когда был в больнице, по телефону говорил, что ему разбили нос. Он очень сильно похудел. Остались одни глаза на лице. Он раньше был полненький, потому что принимал препараты. Я когда ушла, так нарыдалась, у меня началась просто истерика. Звонила Денису, он меня успокаивал".

После многочисленных жалоб Дениса органы опеки разрешили отцу общаться с лечащим врачом по четырём вопросам: о самочувствии Алексея, его поведении, о ходе лечения и о коррекционных занятиях. "Ответы врача всегда были односложными: всё нормально, учится", – говорит Денис. В день рождения ребёнка крёстной в присутствии корреспондента РС удалось передать Алёше подарки и сладости.

Дело в тупике

"Мне кажется, я своим отъездом испортил СК всю малину, – говорит Денис. – По всей видимости, доказательств вины они не собрали: кроме слов ребёнка о том, что у него два папы, наверное, больше ничего и нет. Опека, врачи, учителя ничего не могли сказать. Ребёнок всегда был на виду, ежедневно ходил в школу, в бассейн мы ходили три-четыре раза в неделю, где в душе их тренер тоже сопровождал. Если бы его били, то это было бы видно. Они не могут двигаться дальше с уголовным делом, не могут сделать меня подозреваемым, но отдать ребёнка и закрыть дело тоже вроде как нельзя".

Вместе с адвокатом "Стимула" Артёмом Лаповым Денис начал биться за сына из-за границы. "Мы с самого начала требовали документ, на основании которого отобрали Алексея, чтобы оспорить его, но нам его не давали. В ОВД сказали, что всё было передано в СК, следователь СК сказала, что в деле ничего нет", – рассказывает Денис. Впрочем, по словам адвоката Лапова, из разных ответов СК и органов опеки удалось установить, что Алексей был изъят по акту о безнадзорности – якобы ребёнка никто не забрал с уроков. Самого акта никто не видел. "Мы пожаловались в суд на действия СК: на незаконное изъятие ребёнка, на изъятие моего мобильного во время допроса без постановления и без понятых, на мой статус свидетеля: телефон у меня отобрали, ребёнка изъяли, квартиру осмотрели, но с материалами знакомиться не дают, и, наконец, я просил ознакомить меня с результатами экспертиз Алёши или хотя бы с протоколом его опроса, – говорит Денис. – Проблема была в том, что наш Межрайонный следственный отдел находится в Коптево, хотя занимается делами других районов, в том числе нашего Левобережного. Адвокат подал два одинаковых иска в Коптевский суд и в Головинский (который в том числе рассматривает дела по Левобережному району. – Прим РС). Оба суда отказались рассматривать иски, потому что их юрисдикция не распространяется на этот отдел СК. Куда жаловаться, непонятно. Мы пытались опротестовать эти отказы, но Мосгорсуд отказал по обоим случаям".

РС также отправило запрос в пресс-службу Правительства Москвы, ответа мы не получили.

Глушить таблетками

Клинический психолог Наталья Волгина, работавшая с Алексеем, считает, что, возможно, для родителей и вообще общества даже и лучше, что ребёнок отправился в госучреждение: "Большинство таких детей попадает или в психоневрологические интернаты, или в колонии. Алексей интеллектуально сохранен, а мышление вывернуто, аффективные вспышки внезапны, это опасно, можно карандашом в глаз попасть или ножичком. Это такой дефект, что семьи рушатся. У нас на сопровождении было несколько таких семей, и все они отказались потом от опеки над такими детьми".

Это не значит, что лучше будет самому Алёше. "Когда такой ребёнок окажется в системе, я думаю, что его дальше будут госпитализировать, он с большой вероятностью попадёт в детский дом-интернат, где будут стараться… это будет называться "ребёнка успокоить", но на самом деле его будут глушить психотропными препаратами, чтобы он был менее опасен для окружающих, – считает психолог Алёна Синкевич, руководитель проекта "Близкие люди" фонда "Волонтёры в помощь детям-сиротам". – Это совершенно неправильное ведение такого пациента, но я камня ни в кого не брошу: когда у нас групповое проживание детей, есть один такой ребёнок, есть взрослые, отвечающие за здоровье остальных, и нет возможности обеспечить постоянный контроль, остаётся такой путь. Будет ли этот путь полезен для здоровья и развития Алёши? Нет, не будет". Когда Алёше исполнится 18 лет, медицинская комиссия должна будет подтвердить его дееспособность, впрочем, надежды на это мало: "Я думаю, что при девиантном поведении глушить его будут сильно, и вероятнее всего, он не сможет себя проявить как дееспособный человек, – говорит Алёна Синкевич. – Тогда он попадает в психоневрологический интернат для взрослых".

Денис пока надеется на здравый смысл: что СК всё-таки закроет дело и вернёт ему сына. В крайнем случае готов ждать его совершеннолетия.