В последние семь лет российская пропаганда отличается особой агрессивностью, что связано с резким усилением агрессивной составляющей во внешней политике Кремля с 2014 года, то есть с начала вооруженной агрессии против Украины. Однако, чувствуя необходимость постоянно обосновывать очередной виток напряженности как в отношениях с Западом, так и с ближайшими соседями России, пропагандисты все-таки использовали и иные формы воздействия на сознание, помимо мобилизации в милитаристском духе. Тем не менее, складывается впечатление, что в последний год даже эти, казалось бы, относительно «миролюбивые» формы пропаганды также приобрели неприкрыто агрессивный оттенок.
Виды пропагандистского контента
По форме российскую пропаганду можно условно разделить на так называемую «позитивную пропаганду», то есть создание позитивного имиджа своей страны в рамках традиционного понимания «мягкой силы», и деструктивных «информационных операций». Что же касается контента, с определенной степенью условности можно выделить три его вида в зависимости от поставленных целей:
1. Дезориентирующий контент, нацеленный на дискредитацию понятия правды как таковой. Он призван запутать человека и в принципе лишить его возможности мыслить критически. Этот вид пропаганды не нацелен на то, чтобы создать у потребителей дезинформации конкретную версию событий или сформировать их убеждения, взгляд на мир или отношение к каким-либо явлениям. Его цель – создать ощущение, что объективной правды не существует в принципе, а любая информация может оказаться сфабрикованной. В результате сведения о любом преступлении Кремля также должны восприниматься как фейк, «происки врагов», очередная грандиозная ложь и так далее.
Дезориентирующий контент нацелен на дискредитацию понятия правды как таковой. Он призван запутать человека и в принципе лишить его возможности мыслить критически
Этот вид дезинформации можно назвать самым популярным орудием информационной войны со стороны России, активно используемым в первую очередь знаменитыми армиями виртуальных «троллей». Еще в декабре 2014 года в газете The New York Times вышла статья, озаглавленная: «Российская идеология: правды не существует». Автор материала Петр Померанцев указывает, что когда люди с советским мышлением, привыкшие к «двоемыслию и двоеверию», пришли к власти, они создали общество, в котором восторжествовало притворство, с фальшивыми выборами, фальшивой свободной прессой, фальшивым свободным рынком и фальшивым правосудием.
По мнению Померанцева, Кремль распространяет свою тактику и на международные отношения. Журналист полагает, что целью Кремля является желание посеять разногласия и «дезориентировать» врага посредством информационной войны. «В основе этой стратегии лежит идея о том, что не существует такого понятия, как объективная истина. Этот принцип позволяет Кремлю подменять факты дезинформацией», – утверждает автор.
Этот контент традиционно не нес в себе агрессивного посыла, и был призван лишь сформировать в потребителях пропаганды тотальный цинизм и неверие никаким альтернативным источникам информации, убедив их, что все вокруг является фейком и пиаром.
В интерпретации Кремля Россия в принципе не является агрессором, а санкции, наложенные Западом, стали лишь результатом «зависти» по отношению к ее «развитию»
2. «Охранительный» контент, основным посылом которого было укрепление «стабильности» и внушение необходимости поддержки действующей власти. Как и другие виды пропаганды, он основан на искажении фактов и причинно-следственных связей, к примеру, утверждая, что «Россия находится в кольце врагов», и искажая истинные причины враждебного отношения других стран к политике Москвы. В интерпретации Кремля Россия в принципе не является агрессором, а санкции, наложенные Западом, стали лишь результатом «зависти» по отношению к ее «развитию». Однако при всей эксплуатации образа «осажденной крепости», данный вид пропаганды сводится к призывам не давать отпор врагу, а лишь максимально защищать и сохранять существующий строй.
3. Собственно агрессивный контент, который строится на тех же тезисах, что и «охранительный», однако несет в себе четкий посыл о необходимости «ответить на внешнюю агрессию». Здесь звучит прямой призыв к борьбе, будь то вооруженная «поддержка Донбасса», уничтожение Украины, как государства, вовлечение населения в информационную войну или поощрение доносительства. В этом виде пропаганды четко прослеживается оправдание агрессии и поощрение к ней даже притом, что эта агрессивность оправдывается «оборонительными» целями. Всплеск такого вида пропаганды пришелся на 2014-2015 годы, но затем несколько снизился.
Причины изменения контента
Однако в последний год наметилась явная тенденция увеличения процента агрессивного контента в общем объеме пропаганды, а также изменение и переориентация других видов контента на прямое оправдание агрессии. Скорее всего, это связано с изменением в сознании россиян, все менее восприимчивых к истеричным телешоу. В частности, в середине августа было опубликовано исследование сотрудника Института социологии РАН Андрея Андреева, согласно которому правящему классу все хуже удается продавать россиянам внешнеполитические угрозы. Напротив, основные угрозы россияне видят внутри страны, и среди них главные – низкий уровень жизни и плачевное состояние медицины.
В частности, на первом месте идет заболеваемость коронавирусом (около 69% опрошенных), ситуация в социальной сфере, в особенности в образовании и медицине (47%), а также состояние экономики и рынка труда (почти 46%). При этом опасения, связанные с внешними факторами, устойчиво преобладали в российском обществе на протяжении шести лет, однако в последний год сократились до 30%.
Одним из ответов властей на эти тенденции стало усиление репрессий, в том числе «зачистка» политического поля и объявление «иностранными агентами» подавляющего числа оппозиционных СМИ, что влечет за собой, как одно из последствий, запрет на освещение выборов. Таким образом, у Кремля появилась двойная необходимость в усилении агрессивной составляющей пропаганды: с одной стороны, для возвращения в сознание российского большинства страха внешней угрозы, а с другой стороны, для обоснования набирающих силу репрессий.
Трансформация «дезориентирующей пропаганды»
Лучше всего эту тенденцию можно увидеть в изменении направленности «дезориентирующего контента». Оно происходит как минимум по трем направлениям:
Кремлевские политтехнологи смогли достаточно эффективно использовать сам факт борьбы с фейками, фактически «перехватив» этот вид деятельности
1. Оттачивание до совершенства тезиса о том, что любая критика властей является результатом «спецоперации Запада», а потому лжива по определению. При этом кремлевские политтехнологи смогли достаточно эффективно использовать сам факт борьбы с фейками, фактически «перехватив» этот вид деятельности как у российской оппозиции, так и у своих оппонентов на Западе. К примеру, бывший главный редактор американского сайта USA Really, председатель комиссии по СМИ Общественной палаты России Александр Малькевич в 2020 году начал обширную кампанию «по борьбе с фейками», зеркально копируя методы своих противников.
«Противодействие дезинформации» Малькевич начал с запуска сайта «по борьбе с фейками о коронавирусе», фактически копируя идею украинского проекта StopFake. Помимо необходимых в условиях пандемии развенчания конспирологических теорий о «чипизации», авторы сайта объявили фейками в том числе данные о реальных очагах заражения или закрытии больниц. Следующим шагом Малькевич запустил инициативу разоблачения «фейков о поправках в Конституцию», клеймя в социальных сетях любые выявленные факты мошенничества при голосовании.
Результатом таких усилий становится впечатление, что главные источники фейков – это не власть, а ее оппоненты, поэтому их разоблачениям нельзя верить. По тому же принципу были инициированы уголовные дела против Фонда борьбы с коррупцией Алексея Навального и против него лично, призванные дискредитировать саму идею такой борьбы.
Население России активно убеждают, что правда существует, и представлена она, разумеется, только официальной точкой зрения
2. Если ранее дезориентирующая пропаганда остановилась бы на этом, создав иллюзию, что объективную правду в подобных условиях искать бессмысленно, то сейчас изменилась сама пропагандистская концепция. Население России активно убеждают, что правда существует, и представлена она, разумеется, только официальной точкой зрения. Все, что ей не соответствует, объявляется проявлением «информационной войны», направленной против России.
3. Соответственно, уничтожается понятие журналистики как таковой. Вместо этого российские пропагандисты прямо призывают к ведению информационной войны, а всех, кто так или иначе представлен в медийном пространстве, именуют не иначе, как «солдатами информационных войск». Таким образом, даже дезориентирующий контент в данном случае переориентируется на призывы к агрессии и является лишь подспорьем для попыток втянуть население в антизападную пропаганду. Кроме этого, подобная постановка вопроса позволяет не только оправдывать репрессии, но даже призывать к их ужесточению, к примеру, к возбуждению уголовных дел о госизмене за журналистику.
Похожие изменения происходят и с «охранительным» контентом, который и раньше отличался от «агрессивного» только отсутствием прямого призыва к агрессии. Ныне же такой призыв практически в обязательном порядке соседствует со всеми «охранительными» лозунгами.
Тем не менее, даже несмотря на усиление агрессивной и мобилизационной составляющей в пропаганде, очень непохоже, что она достигнет эффекта. Судя по настроениям российского общества, повторение 2014 года на данный момент невозможно, а усиление требовательно-репрессивной риторики российских пропагандистов не вызовет у людей ничего, кроме усиливающегося отторжения от подобной пропаганды.
Статья перепечатана с разрешения Strike Source
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: