«Северный поток-2». Сколько газа потеряет Украина?

Европейский союз определился, что на газопровод «Северный поток-2» будут распространяться правила ЕС, ранее применявшиеся только к газопроводам на территории самого Евросоюза. Однако, вместе с этим, ответственным за воплощение этих правил будет Германия, которая, впрочем, должна будет согласовывать каждое исключение из газовой директивы с Европейской комиссией. Что это означает для Украины?

Участники программы «Ваша Свобода»: Михаил Гончар, президент Центра глобалистики «Стратегия ХХI»; Владимир Омельченко, директор энергетических программ Центра Разумкова; Тарас Качка, советник министра иностранных дел Украины.

Виталий Портников: Господин Гончар, Financial Times написала, что весь смысл «Северного потока» ‒ обойтись без Украины, а также других транзитных стран, таких как Польша, и лишить прибыли в миллиарды долларов, которые эти страны получают за транзит. Согласны ли вы с мнением британских экспертов о том, что это устаревший проект, непонятно вообще для чего возникший в Европе?

Михаил Гончар: Если будут выполнены довольно многочисленные бюрократические «если», и действие Третьего энергопакета будет распространено на этот газопровод, не формально, а реально, то есть он будет работать не на 55 миллиардов кубометров проектной мощности, а лишь на 27,5 миллиардов, тогда, условно, экономим 27,5 миллиардов кубов транзита именно через ГТС Украины. Это выглядит гипотетически на фоне этого так называемого «компромисса».

Процесс еще не завершен. Надо учитывать то, что несмотря на декларированные позиции, Германия должна согласовывать все с Еврокомиссией (это все правильно), но мы прекрасно знаем практику и прекрасно понимаем, кто доминирует, какие подходы в составе Еврокомиссии. Именно определенные представители Германии приложили в течение 2017-2018 годов фундаментальные усилия, чтобы позиция Еврокомиссии, с самого начала бывшая негативной относительно проекта, как и позиция Европарламента, не получила преимущества. Сейчас наблюдаем то, что шло в дебрях европейских институтов и снаружи выглядело, как неприятие этого проекта с принципиальных позиций, потому что это противоречит и энергетическому союзу ЕС. А внутри бурлила работа, приведшая к такому компромиссу, который формально выглядит, как победа европейского энергетического законодательства, а фактически через механизм исключений он имеет все шансы стать правилом с таким немецким менеджментом.

‒ На этой неделе в Варшаве госсекретарь США Майк Помпео напомнил европейцам, как его страна относится к проекту «Северный поток-2». Он в частности сказал, что этот газопровод «обеспечит потоки денег россиянам, что подрывает европейскую национальную безопасность». У американцев еще есть шанс остановить строительство «потока»?

Михаил Гончар: Надеяться на европейские институты было бесполезным. Реально это только в руках США. Сенат вчера предложил новый законопроект DASKA, более жесткий. Там не называется «Северный поток-2», но речь идет об энергетических проектах. Я думаю, что это последний шанс.

Европарламент (надо отдать ему должное) продолжает занимать негативную позицию по этому проекту. Но о чем сейчас не говорят со стороны европейской бюрократии? До 12 февраля еще оставалась гипотетическая возможность европейским институтам поставить крест на этом проекте. После 12 февраля речь уже идет не об остановке этого проекта, а о том, чтобы его нормировать в соответствии якобы с европейскими директивами по форме, по сути дав реально карт-бланш немецкой стороне. Это означает, что они в сотрудничестве с россиянами обеспечат максимально комфортный режим. Мы это уже проходили на примере первого «Северного потока». Вопрос времени, когда «Северный поток-2», если он будет достроен, заработает так же на полную проектную мощность. Могут даже устроить шоу с соблюдением в первые годы этой поправки.

(Полная версия программы)

‒ Господин Гончар, в конце 2019 года заканчивается действие украинско-российского соглашения о газовом транзите. Одним из намерений «Газпрома» (я так понимаю, что директивы президента России Путина) было построить альтернативные маршруты до 2019 года. К 2019 году «Северный поток-2» построен не будет. Даже на формальное согласование всех норм уйдет время. Что будет делать Москва с транзитным соглашением? Ведь газ надо поставлять уже сейчас, то есть уже в 2020 году, и 2021 году, а не когда «Северный поток-2» начнет работать.

Михаил Гончар: Это для Москвы не сложный вопрос. Сейчас предлагают просто пролонгацию действующего контракта, что, безусловно, не является приемлемым ни с какой стороны. Но по мере того, как будет приближаться 10:00 1 января 2020 года, когда европейцы будут все больше нервничать и, с точки зрения россиян, будут все более готовы принять вариативные, быстрые решения, будет предложен краткосрочный, временный контракт, например, на год, потом еще на год. Расчет на то, что изменится состав и Европарламента, и Еврокомиссии, а там... посмотрим ‒ с другими людьми будут другие договоренности. В Брюсселе это тоже чувствуют, поэтому и пытаются повлиять. Но просто уговоры на россиян не действуют. А на более жесткие действия европейская сторона, к сожалению, не способна.

Для нас победа ‒ это вариант сохранения транзита на уровне 60 миллиардов кубических метров. Что для нас поражение и победа для «Газпрома»? Это нулевой транзит. Что для нас «Пиррова победа»? Условно, транзит сохраняется, но нам от этого больше убытков. То есть это то, что нам предлагают в Москве, то есть 10-15 миллиардов кубических метров. И немножко щедрее выглядит Брюссель, который допускает, что это может быть до 30 миллиардов кубических метров транзита, но для этого достаточно только одного коридора «Суджа-Ужгород», где есть пара труб, использующих этот объем транзита. Остальная ГТС становится ненужной. Кто будет нести затраты?

Компромисс европейской бюрократии не означает победу ЕС, а тем более для Украины ‒ мы там не фигурируем. Понятно, что мы ‒ не страна-член ЕС, но имеем Соглашение об ассоциации, где содержатся пара статей, которые четко предусматривают не только взаимные консультации сторон и использование существующих возможностей сторон в их интересах, но и соответствующее практическое урегулирование, что не до конца используется украинской стороной.

‒ Господин Омельченко, это реально – безопасность Европы. Насколько понимают европейцы: то, что происходит, может повредить их национальной безопасности как таковой?

Владимир Омельченко: Многие европейцы это понимают, например, поляки, словаки, прибалты, но немцы, бельгийцы, голландцы ‒ для них первым вопросом здесь является экономический. Пока слома в их сознании не произошло. Украина должна действовать на опережение и предлагать условия для контракта бронирования газотранспортных мощностей минимум на 60 миллиардов кубических метров. В ситуации, когда еще не построен «Северный поток-2», деваться будет некуда. Если они не заключат контракт на транзит в конце 2019 года, все экспортные контракты «Газпрома» будут сорваны. Нам надо стоять только на позициях долгосрочного контракта.

‒ Господин Качка, что украинское государство может сделать, по вашему мнению, чтобы исключить все эти риски?

Тарас Качка: Постановка вопроса ‒ «исключать риски» ‒ неактуальна. Сложившаяся ситуация говорит, что нет четкого, однозначного ответа ‒ мы выбираем такой сценарий, такой сценарий, такой сценарий. На сегодня есть попытка как-то сбалансировать все возможные сценарии, исходя из своих интересов. Украинский интерес достаточно четко сформулирован. Он регуляторный, то есть сами применяем правила ЕС во всех направлениях транспортировки газа. Соответственно, это создает нам нормальные условия конкуренции с «Газпромом» по всем потокам. Мы способны доказывать, что мы конкурентоспособны и строим доверие с ЕС, с европейскими компаниями.

Второй фактор ‒ безопасность. И дальше говорить, что построение «Северного потока-2» является сугубо агрессивным шагом со стороны России, потому что эта риторика у них только усиливается на уровне пропаганды или на уровне МИД.