Смерть, «дубинал», ад: рассказ Ольги Жариковой, проведшей 10 лет в мордовских колониях

"Система дубинала", травля со стороны замначальника колонии Юрия Куприянова, смерти и нескончаемые издевательства. Так описывает свои десять лет жизни Ольга Жарикова, отбывавшая наказание в двух мордовских колониях – ИК-13 и ИК-14. В рамках цикла публикаций о рабских условиях труда в исправительных учреждениях в поселке Парца Idel.Реалии публикуют ее монолог с незначительными правками и сокращениями.

В конце прошлого года Следком возбудил уголовное дело в отношении исполняющего обязанности начальника мордовской исправительной колонии №14 Юрия Куприянова. По версии следствия, он "незаконно организовал привлечение осужденных, содержащихся в исправительном учреждении, без их добровольного согласия к выполнению сверхурочных работ на швейном производстве, в том числе в ночное время, чем существенно нарушил их права и законные интересы, а также законные интересы общества и государства".

О рабском труде в ИК-14 еще в 2013 году рассказала участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова. "Я хочу сказать, что она была не так уж не права. И те факты, которые говорила Толоконникова, нашли на сегодня подтверждение", – заявил в конце декабря прошлого года замдиректора ФСИН Валерий Максименко.

В конце мая 2007 года Ленинский районный суд Тамбова приговорил Ольгу Жарикову к 11 годам заключения. Ее признали виновной в незаконном хранении и перевозке наркотических средств в особо крупном размере без цели сбыта (ч.1 и ч.3 ст. 228 Уголовного кодекса) и контрабанде (ст. 188 УК РФ, утратила силу в конце 2011 года).

Жарикова вину не признала и "не признает никогда". В те годы она жила с мужем в воинской части в Киргизии. В конце 2006 года она поехала в Тамбов на новый год. Она рассказывает, что командир части попросил ее супруга передать детскую игрушку. "Эта игрушка стоила мне 11 лет жизни, муж меня подставил, командир части ничего не знал", – говорит Жарикова. Впоследствии супруг погиб – там же, в Киргизии.

Ольга Жарикова с сентября 2007-го по октябрь 2017 года отбывала наказание в двух мордовских колониях: ИК-13 и ИК-14. На момент этапирования в колонию ей было 25 лет.

ИК-13, ИК-14, ИК-2: детский сад, пионерский лагерь, концлагерь

– До приговора я сидела в тамбовском СИЗО. Там говорили и запугивали: "Поедешь в Мордовию". Но когда тебя этапируют, ты не знаешь, куда едешь. Спрашиваешь у конвоя, но тебе лишь отвечают: "Приедешь – узнаешь". А когда приезжаешь, говорят: "Добро пожаловать в ад".

В сентябре 2007 года я приехала в ИК-13. Пробыла там до апреля 2014-го. Потом меня перекинули в ИК-14, где и началась моя совсем другая жизнь. В этих двух колониях все одно и то же: что в ИК-13 работали по 16-18 часов, что в ИК-14. Условия были ужасные. Я не буду повторять и рассказывать про карантин, про то, как заключенных одевают, как выдают одежду большего размера, как смеются и осужденные, и представители администрации, унижая человеческое достоинство. При начальнике Дмитрие Нецкине (в 2016 году приговорен к 11 годам колонии за получение крупной взятки – РС) нам разрешали носить свои пуховые платки, но с приходом замначальника колонии по БиОР (безопасности и оперативной работе) Татьяны Беззубовой все изменилось. Она даже пыталась отнять у нас теплые пижамы, но начальник нам все-таки их разрешил, поскольку в отряде было очень холодно, а со стен текла вода. Если брать иерархическую ступеньку, то ИК-13 – это детский садик, ИК-14 – пионерский лагерь, а "двойка" (ИК-2 – РС) – это концлагерь, там вообще ад! ​

Когда я приехала в колонию, еще действовала "система дубинала" – это избиение осужденных за невыполнение плана [по пошиву]. План был всегда завышен, на протяжении всех 10 лет платили копейки. Я была сильной швеей, ходила на хозработы, стояла на плацу, мы морозили ноги. Как-то зимой – в минус 25 – мы пошли в баню. На обратном пути нас остановил дежурный помощник начальника колонии, сделал нам замечание, что мы ходим не строем. Он приказал нам ходить после бани на плацу два часа. У нас замерзли волосы, замерзли мы сами! После этого я зашла в "дежурку" и сказала: "Вы можете писать рапорты, но гулять я больше не буду. Я свяжусь со своим адвокатом и обязательно напишу на вас жалобу". При слове "жалоба" началась неадекватная реакция – моей положительной карьере пришел конец. В первое время я плясала, выступала, пыталась заработать себе УДО (условно-досрочное освобождение –​ РС). И все это рухнуло как карточный домик. Тем более я начала хорошо шить. Если ты хорошо шьешь, то сто процентов никогда не выйдешь по УДО. Никогда!

В 2009 году в ИК-13 привезли гражданку Германии. В ИК-2 ей разрешали при себе иметь инсулин, она была диабетиком. Когда она приехала в ИК-13, у нее отобрали все препараты. Медсанчасть вовремя не вколола ей инсулин, и она умерла. Это было на мой день рождения. В итоге ей подбросили шприц с инсулином и свалили на то, что она вовремя себя не уколола.

В 2012 году – с приходом Татьяны Беззубовой – начался кромешный ад. Она унижала осужденных, заставляла их умываться снегом за то, что они накрасили ресницы или подвели стрелки. Плюс к этому, по ее мнению, мы были проститутками, потому что ухаживали за ногтями, делали маникюр. Если осужденная выглядит неряшливо, то Беззубова называла ее чебурашкой, марамойкой. У меня с ней были стычки – на тот момент я была бригадиром, у меня была самая "убитая" бригада, которая со временем стала передовой.​

То ли в 2012-м, то ли 2013 году в первом отряде в ИК-13 умерла женщина. В этом отряде сидят пенсионеры. Гражданка Беззубова залетела с обыском, заставила женщину раздеться и приседать с раздвинутыми ногами. Она была полноватая – в этот момент у нее случился инфаркт, и она умерла.

У самой Беззубовой был конфликт с начальником колонии – Нецкиным. Лагерь разделился на две стороны: те, кто за Беззубову и "колонийских" (кто поддерживал Нецкина). Если ты общался с начальником – неважно, по каким вопросам – то начинались рапорты, штрафные изоляторы. И все это на ровном месте! Осужденный, к примеру, по закону имеет право на восьмичасовой сон. Но Беззубова могла написать рапорт, что я не присутствовала на зарядке в шесть утра. Но как я могу там быть, если мне положен сон до восьми, и зарядка у меня в восемь. Доказать это было практически невозможно, поэтому меня помещали в штрафной изолятор (ШИЗО).

Летом 2012 года меня отправили в ШИЗО на десять суток за то, что я якобы нагрубила сотруднику администрации. В ШИЗО три камеры на шесть человек, то есть одна камера на два человека. Со мной тогда в разных камерах сидела женщина, совершившая ужасное преступление, связанное ребенком, и еще одна осужденная, которая отказывалась работать. Их били. Первую – за ее преступление, а вторую – за отказ от работы. При мне зашли трое сотрудников и били эту девочку так, что она в итоге сошла с ума. Ей надели наручники – только не на запястья, а чтобы растопырились пальцы. Били по пальцам дубинками за то, что она отказалась шить. Ей отбили голову, выбили зубы. Это было при мне. Звали ее Юлия, фамилию говорить не хочу, но при необходимости сообщу. Сейчас она на свободе – не знаю, как сложилась ее судьба, но мама постоянно жаловалась и говорила: "У меня ребенок садился нормальным, верните мне нормального ребенка, а не сумасшедшего". Мы сначала думали, что она притворялась, но нет: она разговаривала с другими людьми, куда-то постоянно убегала. Это тот случай, который я видела лично.

Меня не били – побаивались, потому что ко мне приезжали родители, жаловались в прокуратуру, ФСИН. Меня они давили морально. Когда я была бригадиром, Татьяна Васильевна Беззубова с помощью осужденных выкрала мое пальто. Начальник отряда, начальник колонии были в курсе, что у меня пропало пальто, что мне было не в чем ходить. Дня через три пальто возвращается, и меня вызывают на обыск. В нем находят тысячу рублей – мне стали угрожать ШИЗО, СУС (строгими условиями содержания – РС). Но тогда начальник не поверил, что это мои деньги, и меня это не коснулось.

"Сопроводиловка", интриги внутри колонии и 29 рублей

– В апреле 2014 года меня этапировали в ИК-14. Тут уже начался самый треш. Я поехала с сопровождением, чтобы меня "гасили", сажали в ШИЗО, натравливали осужденных, прессовали, вовремя не отдавали посылки, запрещали свидания. "Сопроводиловка" – это когда сотрудники администрации одной колонии говорят представителям другой, что нужно сделать по отношению к осужденным. Юрий Куприянов – на тот момент замначальника ИК-14 – через своих "шестерок" использовал все эти методы.

В ИК-14 меня встречала Елена Позднякова, на тот момент оперативник УФСИН РФ по Мордовии (в настоящее время начальник ИК-2 – РС). Я приехала в пижаме – в ИК-13 меня подняли, не дали доспать и отвезли в ИК-14. Позднякова заставляла меня написать, что я платила деньги начальнику ИК-13 Нецкину, хотя я ни копейки ему никогда не переводила! Позднякова хотела, чтобы Куприянов стал начальником ИК-13. Вместе они всеми возможными способами пытались убрать Нецкина. Я отказалась сотрудничать с Поздняковой. Нецкина в сентября 2014 года задержали якобы за получение взятки.

После этого Юрий Куприянов ушел в ИК-13, но его не утвердили – он вернулся в ИК-14. Работали мы тогда до часа ночи. Если ты не хочешь идти работать до ночи, против тебя настраивается весь отряд, тебя начинают морально прессовать. Если ты отказываешься выходить на работу в выходной, на тебя натравливают всю бригаду. Зарплата у меня была 29 рублей. Только к концу срока мне стали более-менее выплачивать нормальную зарплату – тысячу рублей. В промзону в обеих колониях нам запрещали проносить продукты, даже конфеты. Прежде чем зайти в промзону, нас досматривали и если находили печенье, конфеты или что-то еще, писали рапорты. Мы, конечно, умудрялись проносить, поскольку когда работаешь по 16 часов, очень хочется есть.

Смерть

– В ИК-14 умерла осужденная Булгакова – имя, к сожалению, я не помню. Она была ВИЧ-инфицированная – у нее постоянно была температура. Она ходила к замначальнику колонии Куприянову и просила списать ее с промзоны из-за низкого иммунного статуса. В итоге ее никто не списал, а отправили на больничку, где она умерла.

При мне был еще один трагический случай: девочке – Елене, фамилию не помню – оставалось месяц до свободы. Она пришла в санчасть и сказала, что ей плохо, колит сердце. Ее как всегда начали прогонять, говорили, что она молодая, просто не хочет работать. Ей там сделали укол. Елена спросила врача, что она вколола – та начала ее прогонять. А когда сотрудник санчасти поняла, что та умирает, начала суетиться. Елена скончалась. Об этом говорила вся колония, там была девочка из моей бригады. Все произошло во время раздачи таблеток, было много осужденных, кто все это видел. После этого медика просто перевели в другую колонию, даже без увольнения. Некоторые осужденные ей в спину потом кричали, что она – убийца. Дочь Елены осталась сиротой. Надо отметить, что родственники нам присылали медикаменты, но они пропадали со скоростью света, так и не дойдя до нас.

"Дубинал", ненависть к осужденным с Кавказа и ШИЗО

– Перед тем, как я вышла на свободу, Куприянов устроил мне травлю. Мне начали подбрасывать запрещенные предметы: флешки, еще что-то; осужденные говорили, что я якобы кого-то избила. Попасть к Куприянову было невозможно. У него была только одна сторона, которая ему что-то доносит, то есть тебя он слушать никогда не будет. Чудеснейшим образом я к нему пробралась и сказала: "Давайте с вами разберемся". Он начал говорить, что ему то-то и то-то обо мне рассказали. Я предложила следующее: "Если эта информация не подтвердится, вы накажете этого человека". Куприянов начал угрожать и сказал, что если я не выйду из его кабинета, это произойдет через ШИЗО.

В ИК-14 я стояла на учете у онколога – у меня были подозрения на онкологию. По этой причине в санчасти мне написали рекомендацию, согласно которой мне разрешали в ШИЗО теплые вещи – хотя бы носки. Тем не менее, когда я сидела в ШИЗО, приходил Куприянов и все это изымал – я оставалась в одних трусиках и оранжевом жилете, как у гастарбайтеров. В ШИЗО специально открывали двери, сажали в те камеры, где вообще нет отопления – сидеть там было невыносимо. А когда ты ложился спать, у тебя обязательно был влажный матрас.

Куприянов меня на дух не выносил, ненавидел по каким-то своим причинам. Если у меня была хоть какая-то подружка кавказской национальности или с кем-то из них я общалась, то все – я враг номер один. Не знаю, почему он так на них реагировал. Куприянов в лицо мне улыбался, смеялся, но как только я переступала порог его кабинета, он тут же писал рапорт, что я была без сопровождения. На дисциплинарной комиссии я говорила, что шла от вашего же кабинета, на что он отвечал, что такого не было. Я не могла найти с ним общий язык. В ИК-14 он поставил меня бригадиром – сразу начались недостачи, порезы продукции. И в этом была виновата я! Кто-то порежет готовую продукцию, но виновата в этом я. Я отказалась быть бригадиром, на что он ответил, что я поеду в ШИЗО сначала на 15 суток, потом еще раз на 15, а потом он меня оформит в СУС. "Не жалко себя морозить", – смеялся Куприянов.

Издевался он по-разному. Даже в ШИЗО, когда я показывала разрешение санчасти на ношение теплых носков, он говорил: "Мне пофиг, я тут начальник! Я сказал снять с себя теплые вещи, значит, снять!" И мне приходилось с руганью, со скандалом, но все-таки подчиняться. Были случаи, когда Куприянов говорил: "Толоконникова при такой-то поддержке тоже жаловалась. И чего добилась? Ничего!"

Куприянов же и решал, может ли заключенная в ШИЗО надеть трусы или нет. В колонии мы не все равны: есть элитные осужденные, которые на него работают, а есть простые смертные, которых "прессуют". Все мои и родственников жалобы спускались в Мордовию, где рука руку моет. И никакие действия вообще не предпринимались. Когда у тебя нет родственников или они не жалуются, тогда тебя бьют, заводят в "дежурку" – начинается "дубинал".

Показательные проверки и страх пожаловаться

– Как-то в ИК-13 меня пригласили оперативники и предложили чай или кофе. Когда такое было, чтобы опера поили осужденных кофе! Оказалось, что как раз в этот момент по моей жалобе приехала проверка. Наша администрация сказала, что я на больничном. Тех, кто жаловался, всеми правдами и неправдами просто прятали. Или отдавали проверяющим хороший костюм – и все. Других девушек во время проверки заставляли говорить, как все замечательно.

К нам приезжал начальник УФСИН России по Мордовии Олег Симченков (в настоящее время не занимает этот пост – РС). На разводе он спросил, что не устраивает осужденных. Все молчали. Он продолжил: "Я сейчас буду расценивать ваши действия как то, что вы покрываете администрацию. Если я их уберу сейчас, вы будете со мной разговаривать?" Все, конечно, промолчали – боялись. Ко мне также приезжали сотрудники собственной безопасности УФСИН по Мордовии: я жаловалась, говорила, что после их отъезда меня закроют в ШИЗО. Они отвечали: "Сто процентов не закроют". И на следующий день меня закрыли на десять суток.

***

– После освобождения я никуда не жаловалась – это было бесполезно. Кроме того, у меня были сложные семейные обстоятельства – у меня болел брат, умер отец – было не до жалоб. Нужно было вставать на ноги.

Я была очень удивлена, что эту проблему подняли. Я думала, это настолько тяжелый камень, который никогда не поднять со дна реки. Когда я прочитала про Куприянова, у меня была такая радость! Хоть и нельзя смеяться, но я была настолько рада из-за того, что он прочувствует все это. Он часто говорил: "Просто так никого не сажают. Вы все осужденные". Вот теперь пусть он сам почувствует и подтвердит свои слова, что просто так никого не сажают, уважаемый Юрий Владимирович.