«Просим признать виновной»: российская прокуратура против псковской журналистки

3 июля прокурор попросил суд назначить псковской журналистке Светлане Прокопьевой по делу об оправдании терроризма 6 лет лишения свободы и на 4 года запретить ей заниматься журналистикой. Процесс по делу Прокопьевой идёт в Пскове во Втором Западном окружном военном суде. Уголовное дело против неё возбудили в феврале 2019 года в связи с её высказываниями в эфире "Эха Москвы в Пскове" о возможных мотивах 17-летнего Михаила Жлобицкого, подорвавшего себя в здании архангельского управления ФСБ. Основные мысли её выступления были пересказаны также в авторской колонке на сайте "Эхо Москвы в Пскове".

В день заключительных прений Светлана Прокопьева и двое ее защитников задерживались: за несколько минут до начала судебного заседания их ещё не было в зале.

– Ну что, сбежали? В Эстонию? В Беларусь? – как бы иронизируя, спрашивала адвоката "Агоры" Виталия Черкасова секретарь Второго Западного окружного военного суда.

– Очередь за сухарями сейчас в стране большая, – откликнулся один из слушателей в зале. Усмехнулись даже приставы.

Через несколько минут прокурор Наталья Мелещеня, не сбившись ни на минуту, зачитала: "С учетом общественной опасности содеянного, обстоятельств совершенного преступления, полагаю возможным назначить наказание только в виде реального лишения свободы. Просим признать виновной и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на 6 лет в колонии общего режима и лишить права заниматься журналистской деятельностью в течение 4 лет". Мелещеня уточнила, что считает смягчающими обстоятельствами то, что Светлана совершила преступление впервые, и ее положительную характеристику с исторического факультета ПсковГУ, откуда она выпускалась. Отягчающих обстоятельств в деле нет.

"Она понимала, разделяла приведенные в тексте "Репрессии для государства" доводы и намеренно желала ознакомления с ними слушателей эфира и пользователей интернета, осознавая преступность своих действий. Прокопьева, являясь журналистом, действуя с целью формирования у массовой аудитории общественного мнения о признании идеологии и практики терроризма правильной, нуждающейся в поддержке и подражании, осознавая общественную опасность своих действий, предвидя общественную значимость опасных последствий и желая их наступления 7 ноября 2018 года, заведомо зная, что произошедшее в Архангельске является терактом, изготовила аудиозапись", – говорила Мелещеня суду о своём видении журналистской работы Прокопьевой. Обвиняемая своей вины не признает, но прокурор считает, что вина Прокопьевой подтверждается собранными доказательствами. А факт использования журналисткой СМИ с целью публичного оправдания терроризма подтверждаются показаниями свидетелей – главного редактора "Эха Москвы в Пскове" Максима Костикова и его заместителя Константина Калиниченко. Прямых цитат на эту тему прокурор Мелещеня не привела, но отметила при этом, что главный редактор "Эха..." неоднократно отказывался публиковать колонки Прокопьевой, потому что либо были неинтересными предложенные ею темы, либо тексты оказывались чрезвычайно политизированными.

Адвокат Центра защиты прав СМИ Тумас Мисакян рассказал суду, что цитат с конкретными высказываниями с оправданием терроризма на заседаниях никто так и не услышал, что в тексте журналистка описывает подрывника Жлобицкого словами "теракт" и "террорист", которые в российском обществе воспринимаются только негативно. Он отметил, что в двух экспертизах следствия есть грубые ошибки в толковании фразы, где Прокопьевой упоминаются взрыв и колонка политолога.

– Эксперты неверно истолковывают, грубо искажают содержание конструкции "лучше чем", приписывают ей положительную оценку теракта. Конструкция, безусловно, относится к слову "доказывает": "Доказывает лучше, чем любая колонка политолога", – сказал адвокат.

Тумас Мисакян сообщил суду, что представленные стороной защиты доказательства гособвинитель сомнению не подвергла даже во время допроса Юлии Сафоновой, одного из авторов методики, по которой проводятся психолого-лингвистические экспертизы. "Все специалисты защиты установили, что в тексте отсутствуют признаки оправдания терроризма", – подчеркнул Мисакян.

Он напомнил позицию Европейского суда по статье 10 Европейской конвенции, где указано, что защите подлежат в том числе высказанные идеи, которые являются неудобными для государства или оскорбляющими некоторых лиц.

– Критика, высказанная Прокопьевой в своей колонке, безусловно, неприятна для представителей государства, но в своих высказываниях она затрагивает общественно значимые темы, она анализирует причины теракта. Ее слова не несут никакой угрозы ни национальной безопасности, ни общественному порядку. Судя по всему, критика, высказанная Светланой, слишком больно задела некоторых представителей государства, в той или иной степени определяющих внутреннюю политику. Потому что, анализируя в колонке причины теракта, она волей-неволей указала на определенную ответственность государства за случившееся. Как журналист она имеет право именно так это делать. Но именного этого Светлане не простили, именно это – настоящая причина ее преследования, а не оправдание терроризма, которого и близко нет в тексте ее публикации. Уважаемый суд, в вашей власти возможность исправить ситуацию, восстановить справедливость и оправдать Светлану Прокопьеву. Я вас об этом прошу, – закончил Мисакян.

Зал взорвался продолжительными аплодисментами. Судья посмотрел на всех молча, а потом вполголоса предупредил, что в следующий раз попросит приставов вывести нарушителей из зала.

Адвокат "Агоры" Виталий Черкасов досконально разобрал недочеты экспертов обвинения. Он напомнил, что назначенная следствием для устранения противоречий в предыдущих исследованиях экспертиза под авторством Ольги Якоцуц и Юлии Бойковой фактически оказалась подложной. В материалах дела говорилось, что ее провели в Хакасском государственном университете: там фигурируют бланки с юридическими данными Хакасского государственного университета, но без оттисков печати учебного заведения.

При этом на предыдущих заседаниях суду были предоставлены справки из университета, в которых говорится, что ни один из их штатных сотрудников не проводил экспертизу по делу Прокопьевой, а представленные в материалах бланки университета не являются официальными и содержат ошибки: неверно указаны учредитель университета, название заведения и название его подразделения.

Черкасов уверен, что привлеченные следствием ученые из Хакасии не обладают достаточными компетенциями для проведения таких ответственных исследований, потому что эксперт Якоцуц по специальности "детский школьный психолог", а филолог Бойкова изучала творчество Евтушенко, что может свидетельствовать о ее опыте литературоведа, но не лингвиста.

"Прокуратура признавала, что более ранние исследования текста противоречивы. Соответственно, при постановке приговора суду надлежит все сомнения трактовать в пользу обвиняемой. Стороной защиты сделано все возможное, чтобы дать суду допустимые, достоверные, достаточные доказательства того, чтобы показать, что в текстах Прокопьевой не содержится публичного оправдания терроризма. Остепененные специалисты с почтенным профессиональным и жизненным опытом пришли к однозначному выводу: в публикациях Светланы не содержится комплекса лингвистических признаков оправдания терактов и действий лиц, их совершивших", – резюмировал Черкасов, попросив суд вынести оправдательный приговор.

Адвокат Татьяна Мартынова сообщила суду о том, что постоянно слышит о статье Прокопьевой только комплиментарные отзывы, а когда сама перечитывает ее текст, то удивляется точности ее формулировок.

– Если бы правоохранительные органы не обратили внимания на эту статью, она бы так и осталась висеть на задворках провинциального портала. Никто не сделал для ее распространения больше, чем правоохранительные органы, которые в ответ на запретительные меры получили настоящий эффект Стрейзанд, – сказала Мартынова. – Прокопьева хотела предотвратить дальнейшие возможные преступления, но сегодня очевидно, что к выводам журналистки никто не прислушался, и то, что происходит в суде, хорошо иллюстрирует тезисы текста Светланы. Не должна была Прокопьева здесь быть. Ее действия не собираются в состав. Она написала то, что была должна как журналист. Просим вынести оправдательный приговор.

После чего суд предоставил последнее слово подсудимой.

Последнее слово Светланы Прокопьевой:

Уважаемый суд! Продумывая свое выступление, я по привычке задалась вопросом: что такого важного я хочу сказать публике? Последнее слово обычно слушают внимательно, и неразумно потратить его просто на поиск сочувствия.

Сначала я решила рассказать, как нелепо наказывать за слова всей мощью уголовного преследования – насколько это неэффективно по сравнению с живым общественным осуждением. Судите сами: у нас перед глазами масса примеров, когда чиновник, или политик, или просто какая-нибудь знаменитость, сказав что-то глупое, грубое и оскорбительное, после скандала в кратчайшие сроки лишаются должностей и рекламных контрактов. Социальные сети реагируют быстро и чутко. Общество, следуя коллективному инстинкту самосохранения, само изживает язык вражды и ненависти.

И сравните с моим уголовным делом. Текст "Репрессии для государства" прочитали десятки, ну, сотни человек, когда он вышел. Он не вызвал никаких волнений в народе. Но через полгода ко мне ворвались СОБРовцы с автоматами, перевернули мой дом, забрали мои вещи – и вот мы уже второй год, с привлечением экспертов, выясняем, был ли там состав преступления. При этом опасный, по мнению Роскомнадзора, текст теперь прочитан сотнями тысяч людей, переведен на английский и получил известность в разных странах мира.

Другая тема, которую я думала затронуть, – это перевернутая пирамида права. Я журналист, и в основе моей профессии лежит конституционное право на свободу слова. Оно детализировано в федеральном законе "О СМИ", который обязывает журналиста информировать общество о значимых событиях и проблемах и дает право публично высказывать свое личное мнение. Это моя работа, за нее меня и судят.

И вот, на одной чаше весов – Конституция, а на другой – ведомственные инструкции Роскомнадзора. Сотрудница этого квазицензурного органа, увидев, что машина выискала текст со словом "теракт", осознала, что перед ней "серьезная статья", и составила карточку "о нарушении" – толком не понимая, в чем именно нарушение, потому что специального образования у нее нет: "Я же не эксперт", – говорила она в этом процессе. Далее карточка, согласно инструкциям, пошла долгим бюрократическим путем от одной инстанции до другой, и в результате оказалось попрано не только конституционное право на свободу слова и мнений, не только статус журналиста, закрепленный в федеральном законе, но и сама основа права – презумпция невиновности, поскольку я, напомню, уже наказана отъемом вещей и денег, причем еще даже до начала суда.

Что характерно, ни один из госорганов, вовлеченных в процесс, не заметил и не устранил этот дисбаланс. Это уже говорит о нездоровье нашей правовой системы.

Но все-таки есть еще более важная тема. Привлеченный мною специалист Юлия Александровна Сафонова, выступая перед судом, отметила, что государства сознательно ограничивают свободу слова, когда речь идет о возбуждении вражды и ненависти. Это причина, по которой в принципе становятся возможны уголовные дела "за слова". Позднее Юлия Александровна пояснила, что имела в виду. Она напомнила, что такие ограничения впервые стали появляться в законодательстве демократических стран после Второй мировой войны, когда мир осознал, к какой катастрофе привела нацистская пропаганда. Тогда ведь тоже были "просто слова".

Это серьезная проблема и ответственнейшая развилка: как, привлекая к борьбе с языком вражды силу закона и государственного принуждения, одновременно сохранить и свободу слова. Как избежать абсурдных уголовных дел, когда за личное мнение мне, например, грозит по запросу прокурора 6 лет лишения свободу и 4 года запрета на профессию. Или когда за комментарий в соцсети человек оказывается под арестом и затем в колонии. Мы же с вами прекрасно понимаем, как эти примеры далеки от слов и речей, которые привели в Бухенвальд и Освенцим.

Самые массовые убийства мирных людей были организованы силами государств. Я много думала об этом и, кажется, поняла, в чем соль. Нацистская пропаганда, которая закончилась геноцидом целых народов, мировой войной и гибелью миллионов, была государственной пропагандой. Адольф Гитлер, организатор величайшего в истории преступления против человечности, был лидером государства. Геббельс, чье имя стало нарицательным, был госслужащим – министром пропаганды. И рядовые исполнители Холокоста, те, кто расстреливал и пытал в концлагерях, тоже состояли на службе государства, они "действовали по инструкции" и "просто выполняли приказ".

Если обратиться к истории, мы увидим, что самые массовые убийства мирных людей были организованы силами государств. Культурная революция в Китае (порядка 100 млн пострадавших) – официальная политика правящей Коммунистической партии Китая в 1966–1976 годах. Большой террор в СССР (более 1,5 млн жертв за два года, 1937–38) – проводился силами органов госбезопасности. Геноцид армян в 1915 году (1,1 млн жертв) был поддержан правительством Османской империи. Резня в Руанде (от полумиллиона до 1 млн жертв среди народа тутси за четыре месяца 1994 года) была организована правительством хуту.

Именно государственная власть, попавшая в руки циничных и жестоких людей, становится самой страшной угрозой для безопасности граждан. Допустив узурпацию власти преступным политиком, партией или хунтой, граждане рискуют лишиться всего – начиная от имущества и права на мнение и заканчивая свободой и правом на жизнь. Но преступная политика начинается не с преступного умысла – нет, всегда есть "высокие цели" и "благородные мотивы", типа возрождения величия нации, защиты суверенитета или борьбы с внутренним врагом. Именно поэтому в преступную политику так легко вовлекаются рядовые исполнители, которые просто следуют инструкциям и выполняют приказы.

Репрессии развиваются постепенно. Невозможно предугадать, когда ограничение прав и преследование инакомыслия превратится в концлагеря и расстрелы. История говорит нам о том, что такое превращение возможно даже в самом культурном и цивилизованном обществе – при условии соответствующей государственной политики и пропаганды. Именно поэтому и нужна свобода слова – чтобы вовремя забить тревогу. Нужны независимые медиа, журналисты, оппозиционные политики и активисты, чтобы своевременно сказать правящему большинству: "Ау! Оглянитесь! Вы встаете на скользкий путь!" Именно поэтому главным и основным объектом критики для СМИ всегда было и будет государство – система власти с аппаратом принуждения, способным стать инструментом массовых репрессий.

Мне не страшно критиковать государство. Мне не страшно критиковать правоохранительную систему и говорить силовикам, что они порою неправы. Потому что я знаю, что по-настоящему страшно станет, если я этого не скажу, если никто не скажет.

Я не претендую на истинное мнение – таких не бывает. Любой человек может заблуждаться и допускать ошибки, и не каждый раз критика справедлива. Но пусть лучше будет, в том числе, необоснованная критика, чем не будет вообще никакой. Чем больше идей мы обсуждаем, чем шире представленный спектр мнений – тем легче обществу принять правильное решение и выбрать оптимальный путь развития. Тем проще избежать новой гуманитарной катастрофы, от которых человечество, увы, не застраховано.

Я прошу уважаемый суд, принимая решение по моему уголовному делу, брать в расчет не только докладные записки и протоколы, но и самые общие принципы, на которых строится наше общество. Это свобода слова, это статус журналиста, это миссия прессы. Я выполняла свою работу. Я не сделала ничего, что выходит за рамки моего профессионального долга. Никакого состава преступления в этом нет, – сказала Светлана Прокопьева в своём последнем слове.

Медиакорпорация Радио Свободная Европа/Радио Свобода выражает поддержку Прокопьевой, которая сотрудничает с Русской службой уже несколько лет. "Мы негодуем оттого, что российские власти готовы безжалостно расправиться с независимой, хорошо известной журналисткой, которая совершила нечто прямо противоположное тому, в чём она обвиняется, – говорится в заявлении исполняющей обязанности президента РСЕ/РС Дейзи Синделар. - Мнение Светланы представляло собой попытку разобраться в причинах трагедии; представлять её слова как "оправдание терроризма" – это намеренное, политически мотивированное искажение истины, направленное на то, чтобы заглушить критический голос. Это напоминает самые худшие примеры показательных процессов, которые проходили в одну из самых мрачных эпох в истории России".

В защиту Прокопьевой выступают также многочисленные международные правозащитные и журналистские организации, российские политики и гражданские активисты.