Во всем мире с большим успехом прошел сериал "Чернобыль", снятый телеканалом HBO. Согласно результатам голосования на киносайте IMDB, этот сериал побил результат "Игры престолов" и на данный момент занимает первое место в рейтинге, а критики отмечали, что его авторам удалось с необычайной точностью и уважением к истории показать детали советского быта и прописать характеры тех, кто принимал участие в ликвидации последствий катастрофы.

Сегодня, спустя 33 года, мир знает, что произошло на Чернобыльской АЭС, хотя до сих пор полностью не раскрыто, как партийное руководство и спецслужбы пытались скрыть правду о произошедшем. Но мало кто помнит, что одной из первых подробно о катастрофе рассказала белорусская писательница, лауреат Нобелевской премии Светлана Алексиевич, которая в 1997 году опубликовала в журнале "Дружба народов" книгу "Чернобыльская молитва. Хроника будущего".

Алексиевич побеседовала более чем с пятьюстами свидетелями аварии, включая пожарных, ликвидаторов, политиков, врачей, физиков и рядовых граждан. Во многом именно ее книга стала основой для сериала HBO. Журналист белорусской службы Радио Свобода Анна Соусь поговорила с писательницей о сериале и трагедии.

– В сериале есть выдуманный персонаж Ульяна Хомюк (ее играет Эмили Уотсон). Некоторые СМИ писали, что ее специально создали похожей на вас, что это такой комплимент вам. Ее история в фильме – это взятая из вашей "Чернобыльской молитвы" история, больше просто неоткуда было эту историю взять. Как вы сами этот персонаж оцениваете?

– Из книги не только эту историю про пожарника взяли, взяли несколько историй. Там много про реакции людей: например эпизод, когда люди на мосту любуются пожаром, когда рассказывается об их первых ощущениях. Их мировоззрение, между прочим, тоже оттуда взято. Режиссер признает, что это все родилось из чернобыльской книги. У меня с ними был контракт, все мои авторские права были соблюдены.

– Но почему вас в титрах нет?

– Мой литагент послала создателям сериала такой запрос. Они промолчали. Но когда в газетах стали об этом писать, особенно после того, как было интервью со мной в одной шведской газете, режиссер сериала сам ответил, что это какая-то техническая ошибка. Факт в том, что это будет восстановлено.

– Профессор Легасов из фильма – тоже было такое ощущение, что авторы специально создали профессора очень похожим на Алеся Адамовича, вашего наставника. Как вы смотрите на то, что сейчас такие сериалы просто начинают жить своей жизнью? Что проводятся параллели, про которые авторы, может быть, даже не догадывались? Но которые сами белорусы видят?

– Я не думаю, что они персонажа писали с меня. Есть необходимость ввести в сюжет центрального, опорного персонажа. И я могла быть в роли этой женщины, может быть, потому, что они взяли из моего мировоззрения ощущение женщины этого мира.​

Для меня это мировоззрение очень важно. У меня всегда было очень много женщин-героинь, во всех книгах, не только в "У войны не женское лицо". Потому что эта женская связь с живым очень пронзительно обнаруживает суть вещей. Наверняка поэтому и нужна была женщина там, в сериале, чтобы был не только один Легасов. Было бы двое мужчин – и нет сюжета. А так мужчина и женщина – это два сознания, два мировоззрения. Это очень интересно.

Что касается Адамовича, я не думаю, что они могли это полагать. Иногда, видите, такие вещи как-то соединяются. Или каким-то образом приходит идея. Так, я думаю, и здесь произошло. Я не думаю, что такой была их цель. Чернобыль – это абсолютно наша история, а они все-таки сделали вещь космополитического порядка, когда человек уже находится вне истории, как бы в космосе. Там совсем другая связь между вещами.

– С момента, когда была опубликована "Чернобыльская молитва", сколько студий, режиссеров, представителей кинематографа, театра обращались к вам с просьбой экранизировать ее?

– Спектаклей идет по миру очень много. В Бордо был фестиваль спектаклей, сделанных по "Чернобыльской молитве": около 17 спектаклей, каждый привез разное видение. И очень интересно было смотреть сначала спектакль шведских режиссеров, а потом польских.

Что касается фильмов, их тоже очень много – около десяти, именно по "Чернобыльской молитве". Последний – "Дверь" – даже пытался на "Оскар" в своей номинации пройти, был почти у цели. Потом был очень большой фильм "Голоса Чернобыля" – он недавно вышел.​

Но у меня всегда было неудовлетворение: я чувствовала, что то, что есть в этом фильме, совершенно неподвластно нам сегодня. И даже когда американцы обратились ко мне с просьбой отдать права на использование историй, я сказала литагенту: "Ну будет еще один такой фильм, который...". Я совершенно не была уверена, убедил только, может быть, гонорар. А оказалось, что удивительным образом они сделали, как считают, лучший сериал за всю историю человечества. Это, конечно, очень интересно.

– В социальных сетях пишут о некоторых нестыковках в сериале...

– Самое важное для меня было – это осознание правды про Чернобыль, некоторые частные детали не так важны.

– Как вы смотрите на эту критику, насколько она обоснована?

– Это просто какая-то неготовность людей пользоваться продуктами культуры. Они все это стягивают на землю, до своего понимания.​

Во-первых, это художественный фильм, и авторы имеют право на свои какие-то ассоциации, на свое понимание вещей. А вдруг, оказывается, нет: министр в реальности был толстый, в годах, а в сериале молодой. Или наоборот. Окна какие-то не такие. С этой точки зрения знаменитый фильм "Потемкин" Эйзенштейна, где детская коляска летит по лестнице, тоже не показывает революцию, как сказал бы какой-нибудь матрос Железняк. Так что не дай бог, если бы правда о Чернобыле была в то время в руках у самих свидетелей.

Творческие люди, художники, создали из этого свои миры. Ведь что такое настоящий художник? Он создает свой мир. И вот здесь эти люди тоже создали свои миры, свои опасности нового времени. Это искушения самоубийственного пути цивилизации, которым мы идем, когда технологии превращаются в формы войны, железо воюет с нами, технологии воюют с нами. Мы уже неравны, они уже нам неподвластны. И это только начало.

Что будет дальше? У меня еще такое наблюдение. Сначала русские СМИ очень хорошо писали о сериале. А потом, видимо, последовал окрик из Кремля – и они вдруг стали очень патриотическими. И вдруг выяснилось, что Россия уже выпускает два своих каких-то сериала. И в этом сериале сюжеты такие, что наши разведчики ловят на станции какого-то американского шпиона.

Боже мой! Когда я это все читала, я думала: боже мой, ну тридцать лет, неужели ничего не поменялось в сознании? Получается, что мы так и не вошли в новый мир, не смогли войти в этот общий новый мир, где после Чернобыля, Фукусимы уже совершенно ясно, что мы живем на маленькой Земле, что все это едино. Что речь идет о человеке и природе, о человеке и космосе, а не о том, что есть русские или белорусы, и есть американцы.​

Когда я ходила по чернобыльской зоне, я меньше всего чувствовала себя там белоруской. Я была представителем некого биовида. Не француженкой, не американкой, а именно представителем биовида. Я видела, как страдают животные, птицы. Было ощущение, что живое страдает, и я – часть этого.

А то, о чем вы говорите, это очень агрессивная критика. Я помню одно письмо: "Ну, конечно, в основе лежит книга Алексиевич. Там, дескать, и ощущение ее, и мировоззрение ее. Так что вы хотите? Ну, конечно, это известная русофобка, это специально сделано, наши конкуренты таким образом хотят победить возможности и потенциал нашей энергетики...". Это невозможно читать и слушать.

– Что произвело на вас самое важное, самое мощное впечатление в сериале?

– Это очень сильное впечатление, очень сильный фильм. Вы знаете, там что-то такое найдено в эстетике, что пробивается к современному сознанию. Там есть и доля страха, и размышление, и красота. То, что всегда меня волновало в зле, – когда это не такое открытое зло, а когда в нем много всего перемешано. Даже война – она очень красивая. Ночью я видела, как "Грады" стреляют по небу – так это красиво. Сверху красиво, а внизу смерть. И мужчины эти в одежде военной – это тоже очень красиво. Таких мужчин-мирных жителей – нет. И это очень интересно, очень красиво. И все это у них соблюдено.

– Мы сейчас видим, что белорусы, при том, что они сильно пострадали, и много горя увидели от Чернобыля, абсолютно по-новому на эту трагедию смотрят, абсолютно по-новому начинают ее воспринимать. Как это удалось сделать авторам сериала? Ведь это люди, которых не коснулась эта трагедия, они не из Беларуси, не из нашего региона. Как вы считаете?

– Вы знаете, что меня всегда удивляло, когда западные люди читали мою книгу, во всех странах, где угодно – даже в Сирии, которая воюет, в Таиланде, в Колумбии, в Японии или в Германии? Это другой взгляд. Там люди думают о другом. Их волнуют и сексуальные вопросы: с какой женщиной я провел жизнь, с каким мужчиной; в каком мире мы живем, что-то меняется в мире. Там очень сильно экологическое сознание. Я думаю, это проникает и к нам: ведь на наших глазах видно, что в мире происходят изменения. Белые медведи, которые сидят на голой земле в Арктике, – это внушает страх.

Но Чернобыль, как я его называла, репетиция Апокалипсиса, – прошел как-то мимо: мимо культуры, искусства. Эта тема была особняком в нашей жизни, даже несмотря на то, что уже была Фукусима. Сейчас мы стали об этом больше думать, особенно молодые люди. И неслучайно, что именно молодые люди очень смотрят этот фильм, даже, говорят, смотрят его в клубах своих каких-то, обсуждают. Они уже другие люди, для них проблемы экологии, особенно на Западе – это та история, в которой им придется жить. Им придется жить в экологической истории: будут экологические беженцы, экологические проблемы такого масштаба, непосильного человечеству. Это присутствует.

И тут это совпало – очень хорошо сделанный фильм, с голливудскими изобретениями, профессиональными и техническими возможностями. В общем, все как-то хорошо соединилось. Режиссер – швед по национальности. У шведов в особенности очень сильно вшита в подсознание экология, проблемы экологии, экологические продукты, экологическое жилье. Там очень много этому уделяют внимание. Как-то все хорошо соединилось.

Я бы хотела, чтобы люди смотрели это сериал и думали. Поскольку мы вступили уже в этот мир, и среди этих опасностей нам придется жить. И их больше и больше. Вот тебе искусственный интеллект и роботы. Все это совершенно новый мир.

Оригинальная версия интервью со Светланой Алексиевич – на сайте белорусской службы Радио Свобода.