Тегеранская сказка Лубянки. Была ли операция «Длинный прыжок»?

1 декабря 1943 года завершилась Тегеранская конференция, начавшаяся 28 ноября. Рузвельт, Сталин, Черчилль от имени сражавшихся с нацизмом народов США, СССР и Великобритании приняли решения, во многом предопределившие как исход Второй мировой войны, так и судьбы мира на многие десятилетия вперед. Так, именно на этой встрече "Большой тройки" наметили открыть Второй фронт в мае 1944 года. Тогда же решили и "проклятый польский вопрос", согласившись после разгрома Германии провести границы Польши соответственно пожеланиям Сталина. Почти не вспоминают, что в Тегеране похоронили идею Черчилля оккупировать Турцию, дабы обеспечить базу британского вторжения на Балканы. И уж вовсе никого не интересует, что в Тегеране говорили еще и об "экономической поддержке Ирана за его помощь союзникам" и т.п. Зато чуть не каждый знает, что на руководителей трех держав в Тегеране покушались гитлеровские диверсанты. Но, как водится, были схвачены за руку советской разведкой. О чем вам детально и расскажет любой, смотревший известный советско-французский фильм "Тегеран-43" или прочитавший соответствующие статьи русскоязычной Википедии. Так что разбуди ныне чуть не любого, и он с ходу назовет кодовое наименование якобы готовившейся гитлеровцами операции – "Длинный прыжок" и даже имя ее руководителя – ну, конечно же, это "Человек со шрамом", Отто Скорцени, знаменитый диверсант фюрера №1. Злодейская фигура которого даже заслонила всю "Большую тройку", хотя сам он на деле не имел (да и не мог иметь) ни малейшего отношения к подлинным событиям лета – осени – зимы 1943 года в Тегеране. Весь этот шпионско-диверсионный туман, подобно дымовой завесе, надежно затмил самое существенное. Может, для того и напускался?

А ведь в реальности самым важным был совершенно иной детектив, куда более крутой: то, как и для чего "дядя Джо" – как Черчилль и Рузвельт между собой называли Сталина – принудил Рузвельта к встрече на своих условиях. Буквально затащив того в свои объятия – в нужное время и в нужное место. Ведь когда 10 ноября 1943 года советский вождь наконец соизволил ответить американскому президенту "Ваш план организации нашей встречи в Иране я принимаю", на самом деле это именно Рузвельт принял план Сталина.

Не опоздать в Европу

Один из примечательных эпизодов непростых переговоров в Тегеране довольно ясно характеризует личности и позиции участников. На заключительной встрече Черчилль заявил: "Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником". – "Ну, тогда наша победа обеспечена, – парировал Сталин. – Ведь дьявол, разумеется, на моей стороне. Каждый знает, что дьявол – коммунист…" Надо думать, во время этой пикировки Рузвельт понимающе улыбался. Ему не хуже, чем Сталину, была ведома реплика Черчилля образца июня 1941 года: "Если Гитлер вторгнется в Ад, я заключу союз с дьяволом".

Ни один из состава "Большой тройки" не испытывал ни малейших иллюзий в отношении своих партнеров. Но так ведь и встретились они в Тегеране отнюдь не по взаимной симпатии, а, можно сказать, по большой нужде. К 1943 году уже со всей очевидностью определилось, что ни в одиночку, ни вдвоем вытянуть победу в войне на суше и на море против стран "оси" не сумеют ни СССР, ни Британия с Америкой. Просто не хватит тех самых "больших батальонов", на чьей стороне, как известно, сам Бог. Несомненно, что к концу 1943 года, несмотря на колоссальные потери, Советскому Союзу удалось почти немыслимое: не только устоять в тяжелейших сражениях, но и нанести вермахту сокрушительные удары. Восточный фронт Второй мировой отодвигался на Запад, и после форсирования Днепра перспективы форсирования затем уже не только Днестра, но и Вислы, Одера, Рейна, а может быть – и Сены, становились все более реальны. В этих условиях форсирование Ла-Манша, с чем, по убеждению Сталина, до последнего тянули англичане и американцы, могло оказаться совсем запоздавшим. Другое дело, что русские союзники доплыли бы до Нормандии по рекам собственной крови. Это, наконец, осознали все участники коалиции. Правда, Черчилль по-прежнему настаивал на балканском варианте Второго фронта. Но Рузвельт склонился к целесообразности (в интересах и США) удовлетворить настояния Сталина. Ведь речь шла не только о том, чтобы помочь Советам, но о необходимости застолбить за собой Западную Европу, а еще и заручиться весомой поддержкой этих самых Советов в битвах за Тихий океан. Сталин понял, что настал момент использовать элементы и противоречий, и взаимопонимания между союзниками. Его задача состояла в том, чтобы прежде всего убедить Рузвельта: СССР не просто надежный союзник в войне, но и партнер "на после победы". Партнер, между прочим, полезный и в качестве противовеса британским глобальным амбициям. Так что центральной фигурой в Тегеране выпало стать Рузвельту – в роли то ли богатого дядюшки, то ли невесты на выданье. "Дядюшку" ("невесту") требовалось обаять, очаровать и т. д. Сугубая сложность заключалась в том, что это осознавал и Черчилль, понимал и сам Рузвельт – отнюдь не ребенок в политике. Так что ничего опереточного, никакой "Тетки Чарлея", все смертельно серьезно, на кону – миллионы жизней, судьбы государств. Тем более каждому хотелось, чтобы Европа досталась именно ему. Так что конференция "Большой тройки" назрела, и на ней каждый участник готовился совершить нечто неординарное.

Сама же идея организации подобного рандеву "на троих" неспешно вызревала по меньшей мере с августа 1942 года, когда во время своего первого визита в Москву Черчилль предложил организовать такую встречу в Исландии. Но тогда Сталин идею "не заметил", прагматично рассудив: сейчас это ему ни к чему, несвоевременно. Да и с какими козырями на руках (или в рукаве) он мог тогда идти, если немецкие войска неудержимо рвались на Кавказ и к Волге, успешно тесня Красную Армию? Что он мог предложить, выступив лишь в роли просителя?

Впрочем, Рузвельт с Черчиллем это тоже прекрасно понимали, потому и не настаивали. Вновь подняв тему, когда обозначился успех под Сталинградом. 2 декабря 1942 года Рузвельт вновь пишет Сталину, что пора достигнуть "некоторой предварительной договоренности относительно тех действий, которые должны быть предприняты в случае краха Германии". В связи с чем у него есть "сильное желание побеседовать с Вами", вот 15-20 января 1943 года и можно бы "организовать нашу секретную встречу в Африке". В качестве конкретных мест для рандеву Рузвельт предлагал Южный Алжир или Судан (Хартум). Понятно, что ни в какую Африку Сталин ехать не собирался, до окончательного завершения операции в Сталинграде козырей для торга у него было пока недостаточно, а уж "крахом Германии" еще и близко не пахло. Так что вопрос вновь отложили, подняв – вновь по инициативе Рузвельта (!) – весной 1943 года. 5 мая американский президент написал Сталину очередное послание, которое 20 мая лично, из рук в руки, вручил адресату специальный посланник – близкий друг Рузвельта, бывший посол США в СССР Джозеф Эдвард Дэвис. Столь необычный способ общения со Сталиным – в обход уже отлаженных и надежных каналов – Рузвельт использовал впервые. Особо подчеркнув в письме, что только "г-н Литвинов является другим единственным лицом, с которым я говорил на этот счет". Так ведь и предлагал Рузвельт необычное: встретиться в обстановке глубочайшей секретности неофициально, без Черчилля! Потому, писал президент, "об Африке почти не может быть речи" – "Хартум является британской территорией". Исландия тоже не подходит: "было бы трудно в этом случае, говоря совершенно откровенно, не пригласить одновременно Премьер-министра Черчилля". Откровеннее и не скажешь! Так что секретную (от Черчилля) встречу Рузвельт предлагал устроить "либо на Вашей, либо на моей стороне Берингова пролива". Используя столь необычный, сугубо конфиденциальный канал для столь интимного предложения, Рузвельт явно страховался от перехвата своего послания британскими секретными службами, нежели конторами Канариса и Шелленберга.

26 мая Сталин, вторично встретившись с Дэвисом, передал через него ответ, что "такая встреча необходима и что ее не следует откладывать", но в июне он не сможет покинуть Москву, поэтому предлагает "устроить нашу встречу в июле или в августе". "Что касается места встречи, – писал Сталин, – то об этом сообщит Вам лично г. Дэвис". Вот как, даже бумаге, передаваемой из рук в руки самым доверенным лицом, и то не доверил, устно сообщив личному представителю Рузвельта: согласен прибыть на Аляску, в Фербенкс! Когда позже Черчилль все же прознал об этом сепаратном намерении Рузвельта, тот всячески стал открещиваться от этого, солгав британскому премьеру, что это вовсе не он предлагал "дяде Джо" встретиться на пару – это, мол, предложил сам Сталин! Последний же не без удовольствия наслаждался агентурной информацией относительно этой пикировки союзничков: если с налаживанием разведывательной сети в нацистской Германии его службы к тому времени терпели фиаско, то в США и Англии дела с этим обстояли совсем наоборот. Но запланированную было в Фербенксе встречу мудро "забыл", откровенно проигнорировав посланный ему 16 июля 1943 года сигнал Рузвельта: когда же мы встретимся?!

Тем временем уже Черчилль предлагает организовать встречу "на троих" на самом севере Шотландии – в Скапа-Флоу, выразив при этом готовность прибыть "в любое место встречи, которое удобно Маршалу и Президенту". 8 августа Сталин наконец соизволил ответить Рузвельту (на день позже и Черчиллю). Как бы мимоходом сообщив, что "только что вернулся с фронта", посетовал: ему, мол, "приходится чаще лично бывать на различных участках фронта", так что он никак не сможет "отправиться в далекое путешествие" – ни летом, ни даже осенью, ни на Аляску – для встречи с президентом, ни в Скапа-Флоу – для общения в тройном формате. Впрочем, как снисходительно заметил Сталин, встречу "ответственных представителей обоих государств" вполне можно было бы устроить "либо в Астрахани, либо в Архангельске". Если же президента это не устраивает, он может направить в один из названных пунктов какое-нибудь "вполне ответственное доверенное лицо". Откровенная издевка: Сталин прекрасно понимал, что и Астрахань, и Архангельск будут отвергнуты Рузвельтом. Несомненно, Сталин тянул время, полагая, что для серьезного торга у него карт в рукаве еще недостаточно: слишком уж медленно и тяжко пока еще развивалось наступление Красной Армии, результаты которого вождя явно не устраивали. А уж про свои "поездки на фронт", да еще и "частые", Сталин откровенно лгал: имитацию такого выезда он устроил лишь однажды, 3-5 августа 1943 года, доехав вовсе не до фронта, а лишь до Юхнова и Ржева, находившихся в глубоком тылу.

19 августа Рузвельт и Черчилль направили уже совместное послание Сталину, категорически заявив: никакой Астрахани и Архангельска! Но выразили готовность отправиться в Фербенкс – куда и сам Сталин ранее как бы соглашался прибыть. Но тут уж удила закусил советский вождь: ни в какой Фербенкс не поеду! Тогда Рузвельт чуть не умоляет Сталина согласиться на встречу – хотя бы и в Северной Африке. 8 сентября 1943 года Сталин, как бы снисходя к просьбам, отвечает: Иран. Правда, коварный Черчилль все еще пытается навязать Северную Африку. Но Сталин, намекнув, что у него полно дел на фронте, упорствует: только Иран. Черчилль сдается, выразив готовность уступить "Вашим желаниям, Маршал Сталин". Рузвельт же упрямится, на что 12 сентября (вместе с британским премьером) получает оригинальный ответ из Москвы: "Я не возражаю против Тегерана". Каков игрок: сам же навязал, а теперь "не возражает"! 27 сентября окончательно уступивший Черчилль, полагая дело решенным, даже присылает Сталину план мероприятий по обеспечению безопасности в Тегеране. Но Рузвельт все еще упирается, предлагая взамен то Каир, то Асмару (Эритрея), то Ирак, то встречу в "каком-либо порту восточной части Средиземного моря". На что Сталин ультимативно отвечает: только Тегеран, поскольку, мол, коллеги ему запрещают (!) надолго оставлять руководство военными действиями, когда "наши войска могут и впредь продолжать наступательные операции". Когда же 25 октября Рузвельт "с большим сожалением" сообщает, что не может отправиться в Тегеран, снова предлагая альтернативы – Басру, Багдад, Асмару или Анкару, Сталин столь же ультимативно отвечает: Тегеран и больше ничего. Черчилль, мол, с этим уже согласен, если же президент колеблется, встречу можно и отложить до "более спокойного времени". Между тем 6 ноября советские войска взяли Киев, что позволило Молотову тем же днем ехидно заметить американскому послу Гарриману: англичане и американцы ранее "неоднократно говорили ему, Молотову, о том, что теперь очередь за Киевом и Римом", и вот – "Киев взят", а где ваш Рим? Рузвельт сдался: 8 ноября он сообщил Сталину, что готов ехать в Тегеран. "Ваш план организации нашей встречи в Иране я принимаю", – пишет в ответ 10 ноября кремлевский вождь. Хотя какой же это план Рузвельта, если это план "дяди Джо", – но вот же как обставил! Да еще для подстраховки срочно "заболел". Лишь 16 ноября, когда и Черчилль, и Рузвельт уже находились на борту своих кораблей и было ясно, что никуда они уже не денутся, им соизволили сообщить: тов. Сталин наконец "выздоровел", но пока "не выходит из квартиры, чтобы не сорвать поездки". Точной даты своего прибытия в Тегеран советский вождь не сообщил и тогда, сохранив ситуацию в подвешенном состоянии.

Признаем, что всю прелюдию конференции, определение ее времени и места, блестяще, как по нотам разыграл именно Сталин. Время выбрал безошибочно – аккурат после очередных впечатляющих побед Красной Армии и ряда удачных "дипломатических мелочей". Таких, например, как разрекламированные послабления Русской православной церкви в СССР: 4 сентября он принял у себя двух высших иерархов церкви, сообщив о своем дозволении собрать Собор, а уже 8 сентября Архиерейский собор избрал патриарха. Выбрал и место – город, куда без опасений мог приехать в собственном салон-вагоне – прямо из Москвы, практически без пересадки. На попытки же навязать иное место ультимативно отвечал, что иначе вообще не поедет – а ведь за ним стояла победоносная многомиллионная Красная Армия. Расчет был безукоризнен: в той ситуации ни один из партнеров не рискнул ни отказаться, ни создать вероятность "отдельной" встречи другого со Сталиным. Дело было, конечно не в том, что вождь боялся летать на самолетах (хотя и не без того). Принципиально важнее, что все советские позиции в оккупированном Красной Армией и британскими войсками Иране надежно обеспечивались по линии советской госбезопасности.

Только вот парадокс: не успел Рузвельт очутиться в Тегеране, куда так настойчиво зазывал его Сталин, как выяснилось, что, оказывается, именно там и свили гнездо гитлеровские диверсанты. И, по достоверным сведениям, неизбежны теракты против лидеров трех держав. Причем наилучший для Рузвельта способ воспрепятствовать злодейским замыслам – добровольно поселиться в советском посольстве. Что избавит от смертельно опасных автомобильных переездов по узким улочкам иранской столицы. Как известно, Рузвельт согласился и все прошло благополучно. Этим исчерпывается все, что известно об угрозах "Большой тройке" в Тегеране. По сути, это и все, что послужило основой совершенно вымышленного сюжета пресловутого фильма "Тегеран-43", ярко повествовавшего о коварных происках врага и т. д.

Собственно, версий того, что именно было, две. Первая обозначена: см. все тот же "Тегеран-43". Все предельно романтично, драматично и загадочно. А потому интересно. Вторая версия – ничего такого не было. Конечно, скучно, а потому – без подробностей. Первое: никогда не поехал бы товарищ Сталин в лапы к диверсантам – не такой он был товарищ! И не остался бы в живых товарищ Берия (потому что не оправдал бы доверия), не ликвидировав диверсантов до приезда Хозяина. Второе: английская контрразведка не отличалась непрофессионализмом, даже ретивее советских коллег зачищая Иран с 1941 года. В результате их согласованных, а равно и не согласованных действий, никакой реальной агентурной сети Рейха в Иране не существовало уже к началу 1943 года. Финальную же зачистку англичане шумно и стремительно провели 14 и 15 августа 1943 года, обезвредив в Тегеране группу Франца Майера, захватив рации, шифры, документы, да еще и арестовав, помимо собственно немецких агентов, попутно 170 иранских офицеров – на всякий случай. Без лишней огласки не менее (а то и более) жесткую акцию провели и советские спецслужбы. В августе 1943 года иранская столица уже полностью зачищена от немецкой агентуры. Именно потому Сталин и выбрал Тегеран: там было чисто.

Ну, и третье: американская спецслужба, обеспечивавшая интересы Рузвельта, не только не допустила бы пребывания Президента в зоне смертельной угрозы, но и, безусловно, проинформировала его о детальной оценке ситуации. Отсюда следует, что и Рузвельт, и Черчилль прекрасно понимали, что версия Сталина, мягко говоря, малодостоверна. И Сталин, опять-таки, тоже понимал, что они это понимают. В этом-то как раз и заключалась суть его игры. Сталин знал, что Рузвельт заранее отказался разместиться в британском посольстве и что это своего рода сигнал о его позиции на предстоящих переговорах. Оставалось лишь подыграть, предоставив Рузвельту благовидный предлог для реализации этой позиции: некоторого отмежевания от Черчилля и, следовательно, сближения со Сталиным. Что и было разыграно как по нотам. Когда 24 ноября 1943 года Рузвельт уведомил Сталина о сроках своего прибытия, то как бы между строк заметил: "Ваше Посольство и Британское Посольство в Тегеране расположены близко друг от друга, в то время как моя Миссия находится от них на некотором расстоянии. Мне сообщили, что все трое из нас подвергались бы ненужному риску, отправляясь на заседания и возвращаясь с заседаний, если бы мы остановились слишком далеко друг от друга". И риторически вопросил: "Где, по Вашему мнению, должны мы жить?"

Разумеется, "дядюшка Джо" намек понял с полуслова, подыграв партнеру. 28 ноября Молотов сообщил послу Гарриману, "что в последний момент получены неблагоприятные сведения. Дело в том, что со стороны прогерманских элементов в Тегеране готовятся враждебные акты в отношении руководителей наших государств. Эти акты могут вызвать серьезные инциденты, которые мы хотели бы избежать. Поэтому с точки зрения лучшей организации совещания и для того, чтобы избежать поездок по улицам, было бы безопаснее, если бы президент Рузвельт остановился в здании советского посольства". На что посол без лишних уверток ответил, что "Рузвельт с самого начала предполагал остановиться в советском посольстве"! Но все же, просит Гарриман, он хотел бы получить более подробную информацию. Да пожалуйста! – и Молотов с ходу отбарабанивает заготовку, что "речь идет о лицах, связанных с германским агентом в Иране Майером". Меры в отношении самого Майера и его группы уже приняты, но "агенты Майера еще остаются в Тегеране", вот и "представляется целесообразным осуществить первоначальное предложение о том, чтобы президент Рузвельт остановился в советском посольстве". Гарриман, завершая спектакль, тоже выдает заготовку: ну, раз уж "маршал Сталин считает необходимым, чтобы президент остановился в советском посольстве, президент готов будет это сделать и будет благодарен за оказанное ему гостеприимство". Точка.

Можно предположить, что история сотворения мифа была многоэтапной, но в основе ее – стремление Сталина дать Рузвельту не более чем благовидный предлог для установления доверительных отношений, к которым стороны шли еще с конца 1930-х годов. Потому Сталин, не затрудняя себя более правдоподобными сюжетами, и ограничился, условно говоря, краткой репликой. Пусть никакого "Длинного прыжка" не готовилось, зато изрядный прыжок был сделан на месте – в новое качество отношений двух великих держав, СССР и США. Прежде всего, изменилась расстановка сил в антигитлеровской коалиции, так как Сталин и Рузвельт, по сути, вдвоем и предрешили результаты переговоров "Большой тройки", фактически изолировав британского премьера. Разъяренный Черчилль поначалу пытался взбрыкивать, но понял свое место. Позднее он признавался, что именно тогда и осознал, "какая маленькая страна Британия". "С одной стороны от меня, скрестив лапы, сидел огромный русский медведь, – вспоминал он, – с другой – огромный американский бизон. А между ними – бедный английский ослик…"

Как сказка складывалась

Когда 17 декабря вернувшийся из Тегерана Рузвельт на пресс-конференции сказал о причине своего странного решения разместиться в чужом посольстве, эта версия вызвала откровенный хохот журналистов. Конспирологическая версия о гитлеровском тегеранском заговоре в Америке не прижилась. В Британии, судя по мемуарам Черчилля, версию Сталина вежливо замолчали. В СССР рядовых граждан, натурально, держали в неведении. Пока в 1948 году стотысячным тиражом не опубликовали книгу полковника госбезопасности Д.Н. Медведева "Это было под Ровно", командовавшего в 1942–1944 гг. спецотрядом НКВД "Победители", подчиненного судоплатовскому управлению. Публикации продолжились и в следующем, 1949 году, вдобавок вышла еще и его же пьеса "Сильные духом", очередная версия книги с таким же названием. Наивно даже помыслить, что в 1948 году (и позже) полковник госбезопасности мог написать и издать несанкционированные мемуары о спецоперациях времен войны! В его опусах просто по определению не могло быть ничего, кроме информации, согласованной с "компетентными" органами (а то и просто продиктованной ими) – то есть тогдашним МГБ.

В писаниях чекистского полковника, как бы между прочим – хотя в действительности это был чуть не ключевой эпизод – сообщалось, что именно под Ровно (Украина) советский разведчик Н. И. Кузнецов (действовавший под личиной обер-лейтенанта Пауля Зиберта) выявил подготовку гитлеровцами диверсии против Сталина в Тегеране (Иран). По обстоятельствам времени ни о Черчилле, ни о Рузвельте не упоминалось. Зато воссияла фигура третьего члена "Большой тройки": в самом деле, оказывается, бесстрашный Сталин, даже будучи предупрежден о смертельной угрозе, самоотверженно выполнил свой долг вождя – без малого под огнем вражеских диверсантов. Заодно выплывала из незаслуженной тени фигура еще одного участника Тегеранской конференции, верного ученика тов. Сталина, заместителя Председателя Совета министров СССР, Маршала Советского Союза, Почетного чекиста Л.П. Берии: это же его аппарат, получается, своевременно вскрыл и решительно пресек замыслы врага! Причем выяснилось все это – совершенно случайно – аккурат накануне 70-летнего юбилея вождя (и 10-летия назначения Лаврентия Павловича главой советской госбезопасности). Надо полагать, соответствующую пиаровскую жатву обеспечил многочисленный отряд советских пропагандистов и агитаторов.

Разумеется, никто не обратил внимания (а если и обратил, то по известным причинам промолчал), что в этой саге ссылка была лишь на один-единственный источник. Но сами подумайте, было бы уже просто глупо и нелепо ссылаться, скажем, еще на каких-то партизан-агентов: даже идиоты не поверили бы, что немцы (которые вовсе не идиоты) квадратно-гнездовым способом посеяли столько своих стратегических секретов в лесах оккупированной Украины, да и Белоруссии в придачу! Не могли сослаться и на агентов в Германии – их просто не было. А выдумывать себе дороже, да и незачем – советская публика и так поверит, попробует только не поверить. Да и вообще ведь все это рассчитано было лишь на одного-единственного читателя, который, впрочем, и сам прекрасно знает, что здесь – были, а что – небыли. Так что не до изысков. Впрочем, для спецпропагандистов конца 1940-х годов это явно был проходной эпизод, поскольку ни развивать его, ни широко афишировать больше не стали, надолго забыв о "покушении" после 1953 года. Пока – после снятия Хрущева – не грянул нескончаемый карнавал празднования Победы, 20-летие которого пришлось как раз на 1965 год – первый год правления Леонида Брежнева. Вот в самый апогей того праздника, в августе 1965 года, со своими воспоминаниями ("Операция "Дальний прыжок" // "Огонек", 1965, №№33, 34) "вдруг" (на самом деле, совсем не вдруг, а когда надо) выпрыгнул подполковник госбезопасности Александр Лукин, давний коллега Медведева еще по работе в ЧК и ОГПУ 1920-х годов, а затем под его началом и в том самом отряде. Он как бы официально и инициировал очередной этап мифотворчества, озвучив и "Дальний прыжок", которого не было, и страшилку про диверсантов Скорцени, гнусные замыслы которых в ровенских лесах якобы и раскрыл Н.И. Кузнецов под началом Д. Н. Медведева. Фантазировать подполковник мог безудержно (не перескакивая, разумеется, через флажки сторожевой линии, установленные компетентнейшими из органов) и, до поры, почти монопольно. А уже к 25-летию Конференции выступил со своими воспоминаниями и В. М. Бережков, бывший помощник Молотова и переводчик Сталина. Ссылаясь на того же Лукина и Медведева, он озвучил прежнюю страшилку, а впоследствии, переиздавая мемуары, многократно добавлял все новые "подробности". Вот и все, больше, по сути, нет абсолютно никаких "источников" относительно того, что там этакое замысливалось, но предотвращено героической советской разведкой, якобы узнавшей о планах противника.

Прыжок на месте

Советская (вернее, конечно, писать "лубянская") литература главным злодеем, который должен был осуществить в Тегеране покушение на "Большую тройку" в Тегеране, назначила самого знаменитого диверсанта Третьего рейха Отто Скорцени. При этом каких-либо доказательств этого никогда не приводилось. Откроем, скажем, уже названного Бережкова: "В 1966 году небезызвестный головорез Отто Скорцени, которому Гитлер доверял наиболее ответственные диверсии, подтвердил, что он имел поручение выкрасть в Тегеране Рузвельта". Где именно и при каких обстоятельствах "небезызвестный головорез" это подтвердил, Бережков благоразумно умолчал.

С той поры это утверждение так и кочует из одного издания в другое, от одного автора к другому. Более того, оно практически слово в слово повторено даже в официозной истории российской внешней разведки: "В одном из интервью в 1966 году, – сообщается в четвертом томе "Очерков истории российской внешней разведки" ("Очерки истории российской внешней разведки". В 6 т. Т. 4. 1941-1945 гг. М., 1999) Отто Скорцени подтвердил, что имел поручение Гитлера организовать покушение на "Большую тройку" в Тегеране". Но и здесь напрочь отсутствует хоть какая-то ссылка на источник: не сказано, в интервью какому конкретно изданию и когда именно Скорцени это поведал, что именно он сказал дословно. Хотя, казалось бы, уж СВР-то могла бы использовать хотя бы свои архивные фонды. Но, увы, ни о каком "покушении" там, видимо, просто ничего нет. Потому как здесь не обойтись без такого "авторитета", как "терминатор Сталина" Павел Судоплатов. В американском и британском изданиях своей книги (см., например: Pavel Sudoplatov. Special Tasks. The Memoirs of an Unwanted Witness – A Soviet Spymaster. Warner Books, 1995.) Судоплатов утверждал, что "в одной из наших операций Медведев и Николай Кузнецов обнаружили, что Отто Скорцени, руководитель специальных операций СС, чьи парашютисты позже освободили Муссолини из горной тюрьмы в Гран Сассо, – тренирует подразделения для атаки на американское посольство в Тегеране". По версии Судоплатова, команда диверсантов Скорцени проходила подготовку к этой акции возле Винницы. Эта же версия повторена и в первом российском издании ("Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля". М., 1996), разве лишь добавлено, что группы Скорцени должны были напасть в Тегеране не только на американское, но и на советское посольство. В следующем издании версия Судоплатова снова модернизируется: оказывается, эти свои тренировки диверсионные группы Скорцени проводят уже "в предгорьях Карпат" и … "возле Винницы". Но где – Винница, а где – Карпаты, со своими предгорьями?!

Но это уже географические "мелочи", существеннее иное: сама хроника активности Скорцени в тот период напрочь опровергает возможность участия его в таком "предприятии". 26 июля 1943 года гауптштурмфюрер СС (равнозначно званию армейского капитана) Отто Скорцени (на тот момент еще вовсе не знаменитый диверсант, а лишь начинающий командир даже не спецподразделения, а учебного центра "Фриденталь") получил задание лично от фюрера: освободить арестованного Муссолини. С того момента Скорцени целиком и полностью занят поисками дуче и его вызволением. Лишь 12 сентября 1943 года десантники Скорцени, высадившись в Гран Сассо, наконец освободили Муссолини. 15 сентября Скорцени с Муссолини прибыли в ставку Гитлера в Восточной Пруссии – "Вольфшанце". Потом Скорцени ненадолго вернулся к своим людям в Италию, но после ему точно было не до "Большой тройки": как минимум до середины октября 1943 года он в поте лица работает экспонатом грандиозного пропагандистского шоу, развернутого вокруг операции с Муссолини. Вскоре для его команды приспели иные важные дела – во Франции. В октябре 1943 года до фюрера дошла информация, что в марионеточном правительстве маршала Филиппа Петена дела неладны: то ли маршал собрался из Виши к союзникам в Алжир, то ли намерен разорвать отношения с Германией, то ли его планируют похитить бойцы Сопротивления и английские десантники. Для предотвращения этого в середине или конце ноября 1943 года в Виши и послан Скорцени с командой своих головорезов. Несколько недель диверсант фюрера пробыл в Виши, ожидая кодового сигнала, по получении которого ему "надлежало распространить свою опеку на главу французского государства" или, проще говоря, захватить маршала Петена. Но 20 декабря последовал отбой. Трудно предположить, что с середины октября до середины ноября у Скорцени вообще были и время, и возможность хоть как-то заниматься Тегераном, ну а уж в Виши ему точно было не до того.

Впрочем, как вспоминал сам Отто Скорцени, "в начале ноября 1943 года меня вызвали в ставку фюрера, где я узнал, что в конце этого месяца в Тегеране произойдет встреча на высшем уровне. Сталин, Рузвельт и Черчилль будут находиться там в течение трех или четырех дней". "Идея атаки на Тегеран, – признавал Скорцени, – была очень соблазнительной". Но слишком много было вопросов, на которые не было ответов: "Удастся ли она? Как? Необходимы были точные данные о непосредственном месте встречи, а также о находящихся там войсках союзников. <…> Успех данной операции представлялся очень сомнительным. Очевидно, что столица Ирана находилась в руках трех враждебных нам держав, спецслужбы которых, политические и армейские, были настороже. Для удара по Тегерану требовалось 150-200 отлично подготовленных солдат, самолеты, специально оборудованные транспортные средства, тщательное изучение местности и систем безопасности неприятеля. Детали нам не были известны, поэтому шансы на успех практически исключались. Этот проект необходимо было признать утопией. Я представил свое мнение Гитлеру и Шелленбергу; Гитлер согласился со мной". Конечно, Скорцени – тот еще "источник" по части правдивости, но, возможно, само обсуждение темы имело место, хотя нет никаких иных фактов, документов или свидетельств, это подтверждающих. Как неведомо и то, когда Гитлеру стало известно, что встреча "Большой тройки" состоится, в какие сроки и где именно. Представляется маловероятным, чтобы в ставке фюрера это могли обсуждать со Скорцени именно в начале ноября, если лишь 8 ноября 1943 года Рузвельт сообщил Сталину, что намерен отправиться в Тегеран. Но даже если и поверить, что одна из германских разведок в тот же день (!) добыла и даже положила на стол фюрера этот секрет, как оставшихся 16 дней могло хватить на проработку и подготовку такой спецоперации? Да и вообще тогда получается, что именно в те дни якобы спрессовалось абсолютно все: принятие Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем окончательного решения о месте и сроках встречи; утечка информации к немцам – с последующей подготовкой головорезами Скорцени операции в Тегеране; утечка информации – уже от немцев в Москву (через Ровно?!) – о подготовке ими акции против "Большой тройки"… Но это уже даже и не фантастика, а просто полный бред. И уж самый провисающий момент мифа – как раз те самые леса вокруг Ровно, из которых и поступил сигнал в Москву.

Фортели от Ортеля

Как сообщают "Очерки истории российской внешней разведки", "однажды знакомый немецкий офицер познакомил Кузнецова со своим сослуживцем штурмбаннфюрером гестапо (стыдно официальному изданию СВР не знать такой "мелочи", что "штурмбаннфюрера гестапо" быть не могло, но было звание штурмбаннфюрер СС. – Авт.) фон Ортелем. Кузнецов пригласил фон Ортеля в компанию <…>" И вот пресловутый фон Ортель – его записывают одновременно и в разведчики (хотя что таковому было делать в Ровно?), и в специалисты по борьбе с партизанами, и в спецназовцы Скорцени (!), и в гестаповцы (но в системе спецслужб Третьего рейха сотрудник гестапо никак не мог иметь отношение ни к разведке – ведомству Шелленберга, ни тем паче к спецподразделению Скорцени) – этот Ортель, "присмотревшись к Паулю Зиберту, начал кое-что рассказывать о себе". Так ведь не просто поведал очень много, а просто раскололся до… скажем, одной нижней части организма. Например, "фон Ортель рассказал Николаю Ивановичу, что до войны два года работал в Москве и "сумел кое-что сделать в пользу Германии". Разумеется, "эта информация ушла в Центр" (где ее спрятали, видимо, так глубоко, что не могут отыскать и поныне). Да и вообще сей фон Ортель проникся симпатиями к Паулю Зиберту, ни разу не задавшись вопросом, а что, собственно, этот интендант из части, воюющей под Ленинградом, делает в Ровно и отчего это армейский офицер вдруг воспылал любовью к гестаповцу – ведь между армией и этим ведомством не одна кошка пробежала. Проникся – и … "оценил его личные качества и посчитал, что ему можно доверять", потому и предложил тому "участвовать в одном важном деле". "Из намеков гестаповца <Кузнецов> понял, что речь идет о каком-то важном совещании в Тегеране, которое должно там состояться в ноябре 1943 года, и фон Ортель предлагает ему туда отправиться". Разумеется, "Николай Иванович прибыл в отряд и рассказал Медведеву и Лукину о разговоре со штурмбаннфюрером. […] Медведев направил в Центр телеграмму о том, что немцы затевают какую-то акцию в Тегеране. В совокупности с другими разведывательными данными [о которых никто, нигде и никогда вообще не заикался!] стало ясно, что немцы планируют враждебные акции в связи с проведением в ноябре 1943 года совещания в Тегеране "Большой тройки" – Сталина, Рузвельта и Черчилля. Советские органы безопасности приняли соответствующие меры по срыву планов гитлеровских спецслужб, и конференция в Тегеране прошла без эксцессов".

А вот Судоплатов в американском и английском изданиях написал, что Кузнецов "установил дружеские отношения" вовсе не с каким-то гестаповцем Ульрихом фон Ортелем, а "с германским офицером разведки Остером…". Который якобы и проболтался Кузнецову о предстоящей акции. В российских переизданиях своей книги Судоплатов версию повторил: "Задолжав Кузнецову, Остер предложил расплатиться с ним иранскими коврами, которые собирался привезти из деловой поездки в Тегеран. Это сообщение, немедленно переданное в Москву, совпало с информацией из других источников и помогло нам предотвратить акции в Тегеране против "Большой тройки". Только ведь Судоплатов не мог не знать, что никаких "других источников" в природе нет, единственное, на что в состоянии сослаться чекисты, действующие и отставные, это лишь опусы того же Медведева, а затем и Лукина. Некий Кузнецов-Зиберт "далеко от Берлина, где планируются крупные операции немецких спецслужб, – с искренним недоумением пишет в одной из своих книг Виталий Чернявский, служивший в госбезопасности с 1941 года, – …встречает ответственного сотрудника внешней разведки Главного управления имперской безопасности… носителя сверхсекретных сведений гитлеровского рейха, который быстренько выбалтывает их малоизвестному обер-лейтенанту… Эта история словно списана со страниц незатейливого шпионского романа. Смею уверить, такое в жизни вряд ли встретишь".

Так ведь еще если в байках Медведева и Лукина речь шла о некоем фон Ортеле, то Судоплатов пишет уже про какого-то Остера! Вот только никакого штурмбаннфюрера СС Ульриха фон Ортеля в германских специальных службах не установлено, равно как нет и данных, что кто-то работал под таким именем. А вот Остер – фамилия реальная, однако известен лишь один Остер, связанный с разведкой, – генерал-майор Ганс Остер, руководитель центрального аппарата Абвера. Вот только он никогда не был ни в Виннице, ни в Ровно, водку с Кузнецовым-Зибертом не пил и даже случайно пересечься с ним не мог, поскольку еще в июне 1943 года был уволен из Абвера и помещен под домашний арест. Не говоря уже о том, как справедливо отмечал В. Чернявский, как хоть какие-то сведения о реальной или мнимой операции в Тегеране могли оказаться в той украинской глухомани, где обретался некий агент с ником "Кузнецов" (он же "обер-лейтенант Зиберт", "Пух", "Грачев" и др.). Не говоря уже о том, что пресловутая история с мифическим фон Ортелем, как пишет тот же Чернявский, "не нашла должного отражения в личном деле Кузнецова". Пустышка!

Но тем временем миф, изначально призванный прикрыть совершенно иную операцию советских спецслужб, зажил относительно собственной жизнью. Относительно потому, что время от времени советские спецслужбы не упускали возможность подлить керосинчика в тлеющий костер версии. Правда, стали появляться исследования, со всей ясностью показавшие, что операция "Длинный прыжок" существовала только в воображении авторов-разработчиков совершенно иной и гораздо более масштабной операции. Той, которая в 1943 году обеспечила ранее немыслимые доверительные контакты лидеров двух держав.

(В подготовке статьи принимал участие Александр Крушельницкий)