В советском новоязе было такое слово – ЧСИР (член семьи изменника родины). Жены, дети и другие родственники "врагов народа", согласно постановлению Политбюро от 1937 года, могли быть заключены в лагеря на срок от 5 до 8 лет. Более других был печально известен женский лагерь, находившийся в Казахстане – АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников родины), через который только в тридцать восьмом году прошло около десяти тысяч ни в чем не повинных узниц. Менее известным, но от этого не менее страшным, был спецлагерь для "женского контингента" в Томске.
Анна Ларина-Бухарина, жена "любимца партии", уничтоженного Сталиным, оставила воспоминания о том, как выглядел томский лагерь для ЧСИРов:
"По углам забора, наскоро сколоченного из горбыля, стояли вышки, откуда следили за нами дежурные конвоиры (их называли еще стрелками), и если чуть ближе подойти к забору, тотчас раздавался крик: "Стой! Кто идет?" Дорога, ведущая от убогих бараков к кухне, стала единственным маршрутом и всегда была полна женщин. На лицах многих лежала печать недоумения, испуга и страдания. В шутку мы называли эту дорогу "Невским проспектом" (среди нас было много ленинградцев) или "главная улица в панике бешеной". Чтобы не замерзнуть, бегали по ней толпы несчастных. Большинство – в рваных телогрейках, холодных бутсах. Те, кто был арестован летом, прикрывались лагерными суконными одеялами, заменявшими юбки или платки".
В 1937–1938 годах заключенными этого лагеря были жены политических деятелей, репрессированных ученых, а также известные актрисы. Одна из них – балерина Галина Лерхе.
"Не хотела, чтобы ты плохо подумала о моей Родине"
Когда 20 июля 1937 года сотрудники НКВД уводили Галину из дома, она была уверена, что скоро вернется, поэтому на просьбу домработницы "накинуть теплую кофточку", отвечала: "Зачем? Я же ненадолго!" Впереди балерину ждало двухлетнее заключение в томском лагере и последующая ссылка в Казахстан.
…Ее называли одной из самых ярких красавиц тридцатых годов. Ей прочили великое будущее. Солистка труппы Бакинского театра, прима-балерина Харьковского театра оперы и балета и наконец – балерина труппы московского Большого театра. Исаак Бабель писал, что Галина Лерхе танцует "в стиле Айседоры Дункан". Так же, как босоногая американка, Галина не боялась экспериментов и выходила на сцену в смелых костюмах, на грани сексуальной революции.
Мужем Галины был Вениамин Фурер, секретарь Горловского горкома ВКП(б) на Донбассе. По воспоминаниям современников, он превратил захолустный шахтерский поселок Горловка в современный благоустроенный город. Говорят, что именно Фурер "изобрел" стахановское движение и, стремясь облагородить труд шахтеров, приказал высадить розы вдоль дороги от шахты до рабочего общежития.
В конце 1934 года он был назначен завкультпромом Московской области, и семья переехала в столицу.
Согласно семейной легенде, перед смертью он написал два письма. Первое – Сталину, второе – жене, со словами "Прости, Галя!"
Супруги дружили с Бабелем и Кукрыниксами, наносили визиты в дома творческой интеллигенции и охотно принимали гостей у себя. Счастливая жизнь под покровительством Кагановича, который "похлопотал", чтобы Галину Лерхе взяли в Большой театр, продолжалась до 1936 года, а затем Вениамин Фурер… покончил с собой. Скорее всего, он застрелился, предчувствуя скорый арест. Согласно семейной легенде, перед смертью он написал два письма. Первое – Сталину, второе – жене, со словами "Прости, Галя!". О чем самоубийца писал вождю – неизвестно. Врагом народа он был объявлен уже посмертно, и несколько месяцев спустя его семья подверглась репрессиям.
– С момента ареста о жизни мамы я знаю крайне мало, – рассказывает дочь балерины, заведующая литературной частью томского драматического театра Мария Смирнова. – Известно, что 31 марта 1937 года ее уволили из Большого театра, а 20 июля арестовали. 2 октября постановлением ОС НКВД СССР мама была приговорена как ЧСИР к 5 годам исправительно-трудовых лагерей и отправлена в Томск. 21 июля 1939 года заключение было заменено ссылкой в казахстанский город Павлодар.
О том, что мама была в ссылке и прошла через ГУЛАГ, Мария узнала практически случайно.
– Мне было лет 20, когда друг начал агитировать на поездку в Павлодар для освоения целины. Охваченная общей романтикой, я почти согласилась, а после того, как Сережа ушел, изменившаяся в лице мама сказала, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет приехать ко мне в этот город. На вопрос "Почему?" ответила: "Ты правда не знаешь, что было в Павлодаре?" Я заявила, что там была эвакуация, но мама отрезала: "Нет… Там была ссылка".
Удивленная Маша попыталась узнать, почему самый близкий человек так долго скрывал этот факт личной биографии. Тем более что о ГУЛАГе и лагерях тогда уже активно писали, но в ответ была сказана всего одна фраза: "Одно дело, когда читаешь про чужих, а другое дело, когда это касается родной матери, и я не хотела, чтобы ты плохо подумала о моей горячо любимой Родине".
Что именно пришлось пережить Галине Лерхе во время заключения в Томске и тем более в годы ссылки в Павлодаре, Мария Марковна так и не узнала. Мама охотно вспоминала прежние спектакли и сыгранные роли, часто перебирала фотокарточки в семейных альбомах, но никогда не заводила речи о периоде жизни после 37-го года.
– Информацию о маме я до сих пор собираю по крупицам. Одни статьи нахожу в интернете, другие (уже в печатном варианте) присылают друзья. Дома хранится много книжек, в которых в той или иной степени рассказывается про маму. Да, она не была такой знаменитой, как Уланова и Лепешинская, но все же была довольно известной фигурой… А еще есть маленькие книжки про птиц, которые писал мой дед, профессор-биолог, занимавшийся орнитологией. Одна из них называется "Крылатые путешественники", и она сохранилась в семейном архиве с надписью "Моей дорогой невольной путешественнице" – дедушка прислал книгу в ссылку, – говорит Мария Смирнова.
Кроме книг и фотографий у Марии Марковны остались золотые швейцарские часы, которые "органы" вернули Галине Лерхе после освобождения, колье в виде золотой змейки и вышивки, сделанные во время ссылки.
– Вышивки выполнены крестиком, но не по канве, а по размеру ниточек. Цветных ниток в лагере не было, их нужно было экономить, поэтому заключенные сами делали вот такие миниатюрки и по ним уже вышивали. А еще мама хорошо рисовала, но, к сожалению, эти рисунки не сохранились.
После окончания ссылки в Казахстане Галина Лерхе оказалась в Сибири. Там она встретилась со вторым мужем и родила дочь Марию. Еще через несколько лет смогла вернуться в Ростов, где жили ее родители.
"Галя! – ахнула балерина. – Ты жива? А мы думали, что погибла… А как же балет?" – "Вот теперь мой балет" – и Лерхе показала на маленькую дочку
В южном городе до сих пор вспоминают известную землячку. В 2009 году в ростовской газете вышла большая статья, которая начиналась с истории о том, как во время гастролей Ольги Лепешинской в Ростове в гримерку к столичной приме явилась женщина с ребенком. "Галя! – ахнула балерина. – Ты жива? А мы думали, что погибла… А как же балет?"
"Вот теперь мой балет" – и Лерхе показала на маленькую дочку. Она была слишком горда, чтобы жаловаться на судьбу или рассказывать о том, что с ней произошло.
Последние годы Галина Александровна жила с дочерью в Томске. По иронии судьбы квартира Марии Марковны находилось рядом с тюрьмой, в которой Лерхе когда-то отбывала свой срок.
Лагерь, которого как бы не было
В настоящее время известно о трех специальных лагерях, учрежденных для исполнения оперативного приказа НКВД СССР №00486 "Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины". Это АЛЖИР, где в 2007 году учрежден мемориальный комплекс, включающий музей и мемориальное кладбище со страшным названием "Мамочкино". Второй лагерь располагался в мордовской Потьме, третий – в Томске.
– Сюда привозили женщин, получивших пять или восемь лет заключения. Изначально предполагалось, что их будут отправлять в специальный лагерь, который собирались построить в Нарымском крае. Однако когда заключенные уже начали прибывать в Томск, оказалось, что лагерь там просто не готов, поэтому женщин оставили в местной Томской пересыльной тюрьме, располагавшейся на окраине города по Иркутскому тракту. Сначала они находились в тюремных камерах, но затем для всего этого контингента (порядка двух тысяч человек) высоким пятиметровым забором была отгорожена отдельная территория с несколькими жилыми бараками, в одном из которых содержались женщины с детьми, – рассказывает заведующий Музеем "Следственная тюрьма НКВД" Василий Ханевич.
Томский лагерь просуществовал два года, до 1939-го. По разным данным, за это время в нем содержалось от 2 до 2,5 тысяч женщин и не менее 40 детей. Здесь находились жены и другие члены семьи высокопоставленных советских и партийных деятелей (жена 2-го секретаря Ленинградского обкома ВКП (б) Михаила Чудова, жена бывшего члена Политбюро ЦК ВКП(б) Николая Бухарина, теща бывшего начальника ОГПУ-НКВД СССР Генриха Ягоды), известных военных (две сестры маршала Михаила Тухачевского, жена комкора Иона Якира), супруги ученых (в том числе сотрудников Пулковской обсерватории), а также простые домохозяйки и колхозницы… Фамилии одних гремели на всю страну, другие не умели даже писать.
– В настоящее время собрано около 10 воспоминаний от тех, кто прошел этот лагерь в Томске, – говорит Василий Ханевич. – Например, есть рассказ Анны Лариной-Бухариной, которая издала книгу "Незабываемое", одна из глав которой целиком посвящена томскому периоду, а есть небольшие опубликованные заметки или рукописи, которые еще никогда и нигде не публиковались. Пока мы работаем над составлением общего списка тех, кто находился в этом лагере, ищем их родственников, собираем и анализируем уже имеющиеся воспоминания, сверяем фамилии и приводимые факты, так как написаны они были много лет спустя, что-то забылось за давностью лет.
Всю работу сотрудники томского мемориального музея ведут совместно с коллегами из петербургского "Мемориала", которые готовы передать в томский музей для организации выставки рисунки художницы Нины Лекаренко (1911–1995), сделанные в Томском лагере с 1938 по 1939 год. При аресте Лекаренко взяла с собой бумагу, карандаши и краски, и в лагере постоянно рисовала с натуры: карандашом и акварелью с предварительной прорисовкой карандашом, иногда пером и сангиной. Причем для экономии обычно делала наброски на двух сторонах листа. Часть лагерных рисунков художница дарила подругам по заключению, а часть (около 45 листов) сохранила.
В будущем году Мемориальный музей НКВД планирует организовать большую выставку, посвященную историям женщин из томского лагеря для ЧСИР, на которой, конечно, будут представлены и эти работы.
– Пока есть предварительный список, в котором значится примерно 200 фамилий женщин, – делится планами Василий Ханевич. – Это заключенные, о которых известна хоть какая-то информация. Большинство из них после реабилитации вернулись на свое прежнее место жительства, в том числе в Санкт-Петербург, Москву, в Украину... И все, что мы нашли, – это или их личные воспоминания, или рассказы детей и внуков. А вот официальных архивных данных о пребывании этих людей в Томске, к сожалению, нет, хотя они точно должны где-то храниться.
В этом году в День памяти жертв политических репрессий, 30 октября, у камня Скорби рядом с музеем "Следственная тюрьма НКВД" пройдут акции "Молитва памяти" и "Возвращение имен". По традиции будет зачитан скорбный список с именами расстрелянных в Томске. В течение четырех часов волонтеры, студенты, родные и близкие репрессированных будут называть десять тысяч пятьсот имен "изменников родины" и "врагов народа". В прошлом году зачитать все фамилии не успели. Их оказалось слишком много…
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: