В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194 111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В рамках 73-й годовщины депортации Крым.Реалии совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.
Я, Сервет Абсеметов, крымский татарин, родился 26 апреля 1941 года, уроженец деревни Кыз-Аул (с 1948 года село Яковенково – КР) Маяк-Салынского (ныне Ленинского района – КР) Крымской АССР.
На момент выселения в состав семьи входили: мать Мензур Абсеметова (1916 г.р.), тетя Бурхание Умерова (1923 г.р.), сестра Зарема Абсеметова (1939 г.р.), бабушка, дедушка и их сын Менмер.
Перед депортацией семья проживала в деревне Кыз-Аул Маяк-Салынского района Крымской АССР. Жили в собственном доме, который построил мой отец. Дом состоял из 4 комнат, веранды и отдельной кухни, соединенной с домом через коридор. Был большой сарай для животных. Мы в то время имели бричку, лошадь, корову, телку, барашек и кур. Рядом с домом был родник. Вся деревня ходила за водой к этому роднику. Участок был большой.
У бабушки и дедушки с сыном был отдельный дом и хозяйство. В сентябре 1941 года отца забрали в армию. Он был врачом. Под Перекопом в сражении в его палатку, где лежали раненные, упала бомба. По рассказам очевидцев, от палатки ничего не осталось, они только нашли лоскуты от халата с фамилией и именем моего отца «Абсеметов Исмаил». Останки погибших похоронили в братской могиле.
Ранним утром 18 мая 1944 года нас разбудил сильный стук в дверь. Зашел солдат с автоматом и велел выйти во двор. Матери не было дома, она работала в госпитале санитаркой в Кыз-Ауле. Хорошо, что она успела прибежать. Главврач сказал ей: «Мензур, беги домой, вас высылают».
Я до сих пор помню это страшное утро! Это забыть невозможно!
Всех нас погнали в поле, мы не успели ничего взять. Когда мы пришли на поле, там уже было много народа – все рыдали. И стоял жуткий гул. Это забыть очень тяжело. Я до сих пор помню это страшное утро! Это забыть невозможно!
Когда собрали всех людей в кучу, вокруг встали солдаты с автоматами в руках и пулеметами. Когда всех собрали, то стали сажать на подъехавшие машины, которые повезли нас на вокзал Ойсул (с 1948 года Останино – КР). Там нас загрузили в скотские вагоны.
Вагоны были переполнены до отказа, в два яруса. В вагоне не было условий. Не было воды, туалета, дышать было нечем, духота. Везли, не останавливаясь, двери заперты. Выбили маленькие окошки в вагоне, и дети оправлялись в окно. Этого кошмара не забыть. Тем, кто придумал такое издевательство над народом, самим бы испытать тот кошмар.
Ехали через казахстанскую степь. Как только поезд останавливался, люди бежали искать воду. Набрав воды, те, кто успевал вскипятить воду, потом пили вместо чая. Умерших не успевали хоронить – оставляли так, на земле.
Привезли нас в город Сырдарья (Сырдарья стал городом в 1971 году, будучи образован на месте одноименной станции и близлежащих поселков – КР), а оттуда на бричках с большими колесами отвезли в колхоз имени Ахунбабаева.
Поселили в сарай. Собрали камыши, постелили вместо постели. По приезду в колхоз заболел дедушка и умер, затем через короткое время умерла бабушка.
Если что падало на землю, мы хватали и сразу совали в рот, не вытирая, чтобы не отняли дети постарше
Есть было нечего, мама собирала виноградные листья и варила суп. Мы пили сначала юшку, а на второе ели сваренные листья винограда без хлеба и соли. Мы, дети, ходили на базар, и если что падало на землю, мы, кто успевал первый, хватали и сразу совали в рот, не вытирая, чтобы не отняли дети постарше. Чаще всего это были виноградные ягоды.
Однажды возвращались домой, и два пацана забежали в огород, сорвали два помидора, чтобы утолить голод, но не успели. Откуда ни возьмись, появился сторож на коне и стал хлестать их плеткой. Дети не знали, куда бежать, он их догонял и бил. Так и не съев тех помидор, они лежали на земле, отстеганные нагайкой до полусмерти. В то время наш народ никто не жалел, потому что над крымскими татарами висело клеймо «предателей» («саткъынлар» по-узбецки). Никто не отвечал, если убьют или забьют до смерти.
Из колхоза мы уехали в поселок Лянгар Хатырчинского района Самаркандской области. За неповиновение комендантскому режиму маму арестовали, и через трое суток ее отпустили под домашний арест, так как дети были маленькие, и она дома шила то, что говорила ей милиция. Мама моя шила хорошо.
Жили мы в бараке. Я и сестра ходили в школу. Лянгар был расположен на высоте 2000 метров над уровнем моря. В горную местность зима приходила раньше и было холодно. Надевали одежду – если ее можно было так назвать, но обувать было нечего. Мама сама сшила нам из тряпок валенки, которые быстро намокали и ноги целый день были в сырости. В школе было холодно, ноги и руки мерзли, писать было трудно от холода.
Надевали одежду – если ее можно было так назвать, но обувать было нечего. Мама сама сшила нам из тряпок валенки, которые быстро намокали
В 16 лет я пошел работать на рудник. В 1958 году рудник закрыли, и я остался без работы. В 1956 году были сняты ограничения по спецпоселению, и я решил поехать в Самарканд. Мне удалось устроиться на завод «Красный двигатель» в третий цех слесарем.
Когда исполнилось 18 лет, меня военкомат призвал на курсы радистов связистом. Я изучал азбуку Морзе, и у меня выходило отлично на передаче ключом азбуки Морзе. Когда оставалось мало времени до окончания курса, пришли два капитана и проверили список. Затем вызвали меня и еще 4 крымских татар и сказали: «Вы свободны». Преподаватель стал нас защищать. Капитан тогда заявил: «До 1960 года для лиц крымскотатарской национальности существуют ограничения на обучение в учебных заведениях». Меня взяли на курсы водителей.
В 1960 году забрали в ряды Советской Армии. Служил в ВВС. Служба прошла нормально, наградили почетной грамотой и ценным подарком. Вернулся в Самарканд, работал в трамвайно-троллейбусном парке. Оттуда меня как комсомольца рекомендовали в горисполком шофером. Поработал там, затем меня перевели в гараж облисполкома шофером. Нас, крымских татар-шоферов, было мало. Мы работали честно, добросовестно, но самое главное, нам доверяли встречать правительственные делегации иностранных государств, таких как президент США Никсон с супругой и президент Франции Жорж Помпиду с супругой и свитой. Мы возили по памятным местам города: Шахи-Зинда, Регистан, Гур-Эмир, мечеть Биби-Ханым, обсерватория Улугбека; оттуда на правительственную дачу и аэропорт.
В облисполкоме нам, крымским татарам, верили и доверяли перевозку секретной почты. Ответственный секретарь облисполкома Тимур Ходжаевич дважды посылал меня в колхоз-миллионер под городом Джизак с секретным пакетом Герою социалистического труда Хамракулову – дяде Шариф Рашидовича Рашидова, и от него я привозил ответ.
Однажды нас вызвали на правительственную дачу отвезти Рашидова в аэропорт. Я и Рустем подали машину к парадному. Нас пригласили зайти в зал. В зале стоял большой бильярдный стол. Шариф Рашидович играл. Увидев нас, он подошел и пожал нам руки. Повернувшись к Тимуру Ходжаевичу, Рашидов сказал: «Этот народ терпит двойной гнет», – и поблагодарил нас за службу.
По возвращении в Крым со стороны государства по отношению к нам не было никаких изменений, не говоря уже о компенсации за потерю имущества
В 1975 году я с мамой приехал в Крым. Мы побывали во многих местах. Но когда мы приехали в Кыз-Аул, нас догнали на ГАЗике, остановили и сказали, чтобы мы уехали. Они нас отвезли до переправы. Чтобы попасть в Крым, я сначала переехал на Кубань в 1980 году. Устроился шофером в колхоз «Советская Армия».
В Крым я вернулся в 1989 году. По возвращении в Крым со стороны государства по отношению к нам не было никаких изменений, не говоря уже о компенсации за потерю имущества, возмещении морального ущерба, нанесенного всему народу.
В местах ссылки в городе Джамбай Самаркандской области в сентябре 1992 года, так и не вернувшись в Крым, умерла моя тетя Бурхание Умерова.
(Воспоминание датировано 29 сентября 2009 года)
Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: