«Людей бьют, чтобы запугать»

Год назад Ильдар Дадин – единственный человек в России, отправленный за решетку по статье о "неоднократных нарушениях на митингах", – смог рассказать об ужасной ситуации с избиениями в исправительной колонии (ИК) №7 в Карелии. Разразился скандал в СМИ, Дадина вскоре этапировали из Карелии, а затем и вовсе освободили. Тогда его жена Анастасия Зотова сделала многое для помощи Ильдару. Сейчас она вместе с Движением за права человека продолжает заниматься темой насилия в местах лишения свободы в проекте "Территория пыток".

Анастасия Зотова рассказала Радио Свобода, чего удалось добиться за год и как она теперь видит решение этой проблемы.

– Как Ильдару тогда удалось передать письмо из колонии?

– Он встречался с адвокатом Алексеем Липцером и передал ему письмо. Липцер навещал его после приезда в колонию. Никто не знал, куда Ильдара этапировали, мы его искали, через Общественную наблюдательную комиссию Вологды удалось выяснить, что он был в Вологде, после чего его повезли поездом в Карелию. Я обзвонила все карельские колонии, и в ИК-7 мне сказали, что Ильдар, скорее всего, там – но точно не сказали. Тогда я и наш друг Олег Еланчик поехали, чтобы выяснить, там ли он. Выяснили, сделали ему передачу, на свидание нас не пустили, и мы наняли местного адвоката. Местный адвокат навестил Ильдара, и тот передал, что очень хочет видеть Алексея Липцера. Это было 16-17 октября 2016 года. Алексей поехал в колонию и выяснил всю информацию, которую Ильдар не хотел говорить незнакомому адвокату.

​– Вокруг ситуации с ИК-7 была большая информационная волна, к чему на практике она привела?

– Была не только информационная волна, но и письма от других заключенных. 1 ноября мы опубликовали письмо Ильдара, а уже 2 ноября начали писать и звонить родственники других заключенных и бывшие заключенные. Они рассказывали, что, да, в Карелии происходят пытки. В частности, в карельской ИК-1 и лечебно-исправительном учреждении (ЛИУ) №4.

Сначала мы не знали, что со всем этим делать, но потом мы узнали, что родственники заключенного Гелисханова наняли адвоката Анну Кутузову, которая поехала в Карелию, чтобы после скандала навестить заключенных. Анна Кутузова подсказала нам, что нужно делать. Она навестила заключенных и зафиксировала их показания как адвокатский опрос. Согласно российскому законодательству, адвокат может точно так же опрашивать людей, как и следователь.

ФСИН в тот момент пытался высказать следующую позицию: об избиениях говорит только Дадин, больше никто не говорит, значит, он все выдумал. Но мы также набрали показания заключенных, бывших заключенных и их родственников о том, что в этой колонии действительно бьют. Мы решили устроить пресс-конференцию и сообщить, что не только Дадин на это все жалуется. Я тогда обзвонила большое количество бывших заключенных. Немногие из них согласились говорить, около пяти человек у нас выступало на пресс-конференции по Скайпу. В Москву приехали родственники некоторых заключенных, также на пресс-конференции была Анна Кутузова.

Кутузова написала заявления в Следственный комитет и прокуратуру. Это натолкнуло нас на мысль, что нужно направлять адвокатов к заключенным и делать такие опросы. Таким образом можно узнавать, что происходит в колониях. Ильдар, который передал письмо адвокату, – это исключительный случай. Обычно заключенным не удается ничего передать адвокатам.

В ИК-1 в Карелии был случай: заключенные подписывали для адвокатов доверенности для ЕСПЧ. У адвокатов на выходе эти доверенности для ЕСПЧ изъяли. Но адвокатские опросы нашим адвокатам удается выносить. На основании опросов мы составляли заявления в Следственный комитет. Через некоторое время мы поняли, что если адвокат регулярно посещает человека в колонии, его перестают бить, в целом избиений в колонии становится меньше. В декабре 2016-январе 2017 из ИК-7 мы получали сообщения об избиениях в Карелии в ИК-7 и ЛИУ-4. Теперь оттуда жалуются, например, на небольшие порции еды. Видимо, ситуация с избиениями в Карелии выправляется.

Когда поначалу мы отправляли адвокатов в Карелию, казалось невозможным, чтобы адвокат зашел туда с диктофоном и фотоаппаратом. По закону адвокат имеет на это право, но по факту их не пропускали. Камеры и диктофоны приходилось оставлять на входе, а на жалобы приходили такие ответы: у адвоката якобы и не было камеры/диктофона. Совершенно издевательские ответы. Затем один из наших адвокатов написал запрос в прокуратуру и начальнику ИК-7 Сергею Коссиеву. Те еще раз подтвердили, что с камерами и диктофонами можно проходить к заключенным. Когда у него в очередной раз на входе в колонию их попытались изъять, он показал бумаги с этими ответами и сказал, что вызовет полицию, так как происходит нарушение закона. После этого адвокатов стали пускать с камерами и диктофонами.

Но сказать, что ситуация поменялась принципиально, невозможно. Мы настаивали, чтобы сотрудники, уличенные в издевательствах над заключенными и принуждении к рабскому труду, были наказаны. Этого не произошло.

В феврале 2017 года в Карелию ездили члены президентского Совета по правам человека. Мы составили список заключенных, которых им нужно было навестить, в том числе с их фотографиями – чтобы вместо них не вывели других заключенных. Но местный ФСИН запретил им заходить на территорию ИК-7. Даже Михаилу Федотову, который является советником президента.

Когда совет обсуждал ситуацию в колониях Карелии, ни один сотрудник ФСИН Карелии на этом заседании не появился. Зато там были заключенные и их родственники, которые рассказали об избиениях. Советом по правам человека было сделано два заявления о ситуации в карельских ИК-7, ИК-1 и ЛИУ-4 – в феврале и июле. Что по этому поводу делает ФСИН Карелии – не ясно.

В колонии Карелии была отправлена проверка ФСИН из Москвы, но ее дата была заранее известна в Карелии. Заключенные рассказывали, как к ней готовились. Перед проверкой из колоний перевели в другие места всех, кто мог пожаловаться. Других предупреждали, что если вы пожалуетесь, вам будет плохо. Но, как нам рассказывали заключенные, все равно были жалобы на принуждение к бесплатному труду и избиения. Один заключенный вскрывал себе вены, потому что ему угрожали изнасилованием из-за жалобы.

На данный момент виновные не наказаны. В ИК-7 были уволены два заместителя начальника – по нашим предположениям, за то, что допустили утечку информации. По Карелии циркулируют слухи о том, что на начальника ИК-7 Сергея Коссиева хотят завести уголовное дело, но он пока возглавляет колонию.

– На пике скандала вокруг ИК-7 Ильдар Дадин отказался от услуг приехавшего из Москвы специалиста, который должен был зафиксировать полученные им травмы. Почему так получилось?

– Сотрудники колонии намекали Дадину, что врач, который к нему придет, это будет их врач, "который сделает тебе укольчик, и ты умрешь" – в таком духе. И я, и адвокат Ксения Костромина предупредили Дадина, что к нему приедет врач от Ольги Романовой (директор движения "Русь сидящая" – КР). И я, и адвокат не назвали имени и фамилии врача. От недогадливости, от нервов. Когда врач приехал, Ильдар попытался выяснить, от кого он. Он спросил врача: "Вы от Ольги Романовой?" Врач не смог этого подтвердить. Тогда Ильдар спросил, знает ли он Ксению Костромину, врач ответил, что не знает ее. Тогда Ильдар решил, что это провокация и это не врач от правозащитников. Тогда у Ильдара была информация, что дорога к колонии перекрыта, и он подумал, что врача от правозащитников на пустили, а к нему привели кого-то от ФСИН.

– Теперь вы и ваш проект "Территория пыток" занимаетесь проблемой насилия в тюрьмах по всей стране?

– Нам стали поступать жалобы со всей страны, в том числе благодаря Ильдару. Когда его этапировали из Карелии в Алтайский край, он давал мой номер телефона некоторым сокамерникам: позвоните этой девушке, скажите, что со мной все хорошо. Мой номер телефона начал распространяться по колониям, мне стали звонить заключенные, рассказывать о своих проблемах. Также обращаются бывшие заключенные и родственники заключенных, интересующиеся проблемой пыток. Первые сообщения были из Кировской области, потом из Мордовии, из Брянской области, из Калининградской области, из Красноярского края, Кемеровской области, Свердловской области. Обращений очень много, с трудом получается успевать на них отвечать.

Борьба с пытками – это затяжная работа. Например, что происходит по Карелии. Нам отказали в возбуждении уголовного дела, потом этот отказ отменили, затем опять отказали… В Брянской области нам отказали в возбуждении уголовного дела по ситуации с избиением заключенных, мы обжаловали этот отказ, нам снова отказали. Теперь нам нужно изучить этот отказ и готовить новую жалобу. Дело не было возбуждено, несмотря на то что не были изучены видеозаписи из колоний, не были опрошены заключенные, жаловавшиеся на избиения.

Видеозаписи – одно из главных свидетельств в таких ситуациях. Когда заключенный говорит, что его били, а сотрудник колонии – что нет, это слова против слов. В данной ситуации у прокуроров и следователей возникает искушение поверить сотрудникам ФСИН. Сотрудники ФСИН – опрятные люди в рубашках, при галстучках, а заключенный уже крал, нарушал закон, к нему заранее существует предубеждение.

– Но видеозапись можно стереть.

– Речь должна идти о полной видеозаписи. Если проверяющему дают кусочки видео и остается неизвестным, например, что происходило минут 40, это может указывать на то, что удалены какие-то компрометирующие данные. У заключенных остаются синяки, часто нельзя сказать, что избиения не было вообще. У сотрудников ФСИН есть прекрасная отмазка: сила была применена в рамках закона, так как человек сопротивлялся. Тут тоже видеозапись может показать, что было на самом деле.

– Но можно отвести заключенного в какой-нибудь подвал, где нет камеры?

– Теоретически можно. В ИК-7 заключенных били в маленьком коридорчике, где не было видеокамеры. Но если в каких-то помещениях колонии нет видеокамеры, это – нарушение. Кроме того, на груди у каждого сотрудника должен быть видеорегистратор, который все записывает. Сотрудники ФСИН часто говорят, что у них разрядился видеорегистратор – потому они ничего не записали. В этом нужно будет разобраться: либо эти видеорегистраторы плохие и нужно купить новые, либо нужна ответственность на случай, если сотрудник забыл зарядить свой регистратор.

– Когда "Территория пыток" узнает о случаях насилия в колонии, вы направляете туда адвоката и придаете ситуацию огласке?

– Да, наш проект действует как горячая линия для заключенных. Звонит человек, говорит: меня тут бьют, угрожают изнасилованием, угрожают забить до смерти, сделать инвалидом. Мы априори верим такому человеку. Потому что если он врет, а мы ему поверим – ничего плохого не случится, а если он говорит правду, а мы ему не поверим, то его забьют до смерти. Мы публикуем такую информацию в СМИ, в социальных сетях – ФСИН к этому довольно чувствителен. После обнародования информации человека, скорее всего, бить перестанут. Мы направляем к обратившемуся адвоката – чтобы проверить информацию. И кроме того, когда заключенного навещает в колонии адвокат, его обычно не трогают. Насилие обычно применяют к заключенным, которые не могут за себя постоять, которых не навещают родственники.

– О вас несколько негативных материалов сделал телеканал РЕН ТВ. Почему именно РЕН ТВ?

– Почему именно РЕН ТВ – непонятно. Когда Совет по правам человека проводил заседания в Карелии, на РЕН ТВ вышло пять материалов за три дня. Общий посыл фильмов – "Дадин вообще гей", заключенные все врут, в колониях все замечательно. В мае на РЕН ТВ вышел фильм о Льве Пономареве. Говорилось, что правозащитники плохие, помогают преступникам. Некоторое время назад с нами связались две бывшие заключенные из Мордовии, которые давали показания, что в мордовской колонии ИК-2 избивают женщин. Им позвонили некие люди, представились от телеканала РЕН ТВ и предложили по 40 тысяч рублей, чтобы они рассказали, что там якобы никого не бьют, а об избиениях их подговорил рассказать Лев Пономарев.

Одна из девушек сразу отказалась, другая оказалась хитрее, записала этот разговор на диктофон мобильного телефона. Она пыталась добиться встречи с этими людьми. Мы говорили ей – никуда не ходи, мало ли, что там будет. Но девушка оказалась упорной и пошла. Встретилась с (предполагаемой) корреспонденткой РЕН ТВ, записала ее номер, зафиксировала номера машины, на которой ее везли, зафиксировала, как ей говорят: "Скажи, что Пономарев заставлял тебя врать". На это она сказала, что в ИК-2 в Мордовии бьют, я в интервью могу сказать только это. На это ей сказали: "Тогда 40 тысяч мы тебе не дадим". Встреча происходила в номере отеля, снятого этими людьми. Девушка сказала, что вызывает полицию. Тогда предполагаемые корреспонденты РЕН ТВ (они так представлялись, но пресс-карты не показывали, потому мы в точности не можем утверждать) быстренько собрали свои вещи и сбежали. Девушка написала заявление в полицию об этом, к заявлению присовокуплены записи этих разговоров.

Вскоре после этого директора Движения за права человека Льва Пономарева начали подкарауливать люди с видеокамерами. Они не показывали пресс-карты, но можно предположить, что они с РЕН ТВ. Работа офиса у Пономарева заканчивается поздно, около десяти вечера. В это время они напрыгивали на него с камерами из кустов. Пономарев также вызывал полицию – немножко стремно, когда такое происходит в десять вечера. После вызова полиции эти люди также быстро ретировались. Они не называли себя корреспондентами.

​– Что, на ваш взгляд, является причиной применения пыток во ФСИН?

– То, что происходит в отдаленных регионах, не очень волнует московский ФСИН. Главное, чтобы все казалось благопристойно, а что происходит на самом деле – без разницы. Неприязнь московского ФСИН к истории с пытками, мне кажется, заключалась исключительно в том, что им неохота было этим заниматься. В Москве нет колоний, только СИЗО, очень профессиональная Общественная наблюдательная комиссия.

Что происходит в регионах. Начальник колонии быстро соображает, что заключенный – это прекрасная возможность для обогащения. Это бесплатный труд. Заключенные делают табуретки, их не фиксируют официально и продают налево местным бизнесменам. Колонии расположены в небольших городках, все сотрудники друг другу друзья, родственники, кумовья. Такие же друзья, родственники и кумовья работают в местной прокуратуре и Следственном комитете.

Как нам рассказывали в Мордовии, когда приезжает прокурор, девушки-повара запекают ему уток, кроликов, делают паштет из фуа-гра, и прокурор не особо контролирует, что в колонии происходит. Людей бьют, чтобы запугать. Никому не нравится бесплатно работать с семи утра до двенадцати ночи. Человек на это начинает жаловаться. В прокуратуру, Следственный комитет, актрисе Лии Ахеджаковой, в Движение за права человека, в Комитет за гражданские права Андрею Бабушкину, Путину, Бастрыкину, Чайке, "Новой газете", "Независимой газете". Люди жалуются всюду, на удачу – туда, где, им кажется, им могут помочь. Избиения – способ отбить охоту жаловаться.

С точки зрения тех, кто санкционирует пытки, заключенные – это такие дурачки, на которых можно подзаработать на путешествие в экзотическую страну или на двухэтажный дом, чтобы все завидовали. Простые сотрудники ФСИН могут реализовывать садистские наклонности, показывать свою власть. Подозреваю, что так компенсируются комплексы. Например, человеку 30 лет, он живет в городке, где нет кинотеатра, ресторанов, клубов. У него зарплата 20 тысяч рублей, он чувствует себя недовольным своей судьбой.

Могут быть ситуации, когда заключенные оскорбляют сотрудников ФСИН, и у тех не выдерживают нервы. Но Ильдар рассказывал, что в колонии в Алтайском крае он видел, как заключенные матерились на сотрудников, и те отвечали: "Заключенный Иванов, вы нарушили правила внутреннего распорядка, несколько суток вы проведете в штрафном изоляторе". Вежливо, по фамилии, на вы. Так сотрудники ФСИН и должны вести себя.

– Насколько проблема пыток широко распространена? Карелия – это на общем фоне плохой регион? Недавно видел ваше сообщение о СИЗО в Кемеровской области, где заключенных в качестве наказания в одних трусах на месяц помещают в камеру, где нет вообще ничего, кроме каменных стен, пола и потолка, и просто дырки в полу, куда можно справить нужду.

– Карелия – это плохой регион, Кемеровская область, Свердловская область – плохие регионы. Есть условно плохие регионы, условно хорошие. Условно плохие колонии, условно хорошие. Многое зависит от руководителя колонии. Например, в карельской ИК-9, насколько нам известно, перестали избивать уже около двух лет назад, ее условно можно назвать хорошей. Я бы даже отметила, что колоний, где не бьют, большинство. В России около тысячи колоний и СИЗО, жалобы на избиения и пытки поступают примерно из сотни. Возможно, "плохие" колонии нужны руководству ФСИН, чтобы угрожать: "Вот, мы отправим тебя в Карелию…"

* * *

Алексей Сутуга, антифашист, освободился из колонии в Иркутской области в мае 2017 года, признан политзаключенным правозащитным центром "Мемориал":

– Проблема насилия над заключенными очень актуальна, особенно в регионах. В столице это происходит редко, но тоже происходит, в регионах это практически повсеместно. Причины – иногда "легавые" сходят с ума, но в целом это считается частью перевоспитания. Администрации колоний и централов считают необходимым физическое, моральное, сексуальное насилие. То есть бывают отдельные случаи беспредела, а есть упорядоченная система. Например, во многих удаленных зонах принято, что заключенных, которых туда привозят, заставляют соглашаться на сотрудничество с администрацией – иначе угрожают избиением и изнасилованием, например, палкой. Либо могут изнасиловать "петухи", с администрацией сотрудничающие. Также могут угрожать, чтобы заключенный признавался в других преступлениях.

Могут быть варианты морального давления. Например, меня пытались разозлить тем, что ставили песни группы "Коловрат" (российская рок-группа радикальной националистической направленности, некоторые ее песни решением суда признаны экстремистскими – КР), в одной камере со мной сидел ИГИЛовец из Чечни, "для него" постоянно крутили песни о доблестных десантниках на Кавказе. Для решения проблемы нужна открытость ФСИН – чем больше общественного контроля, тем меньше с их стороны произвола. Возможно, были бы полезны образовательные программы для рядового состава ФСИН. Обычно туда попадают после армии, они не понимают, как им действовать, и от этого применяют насилие.

* * *

Алексей Н., недавно освободился, сотрудничает с "Территорией пыток":

– Избиения были и в СИЗО (Москва, Медведково), и в колонии (Владимир, ИК-3). Вплоть до того, что я перенес инсульт, и правая сторона тела у меня плохо работает, ноги отбиты – до сих пор еле хожу. Избиения начинаются с приемки в колонии… Потом, например, нужно выучить фамилии, имена и отчества руководства колонии. Ошибся – тебя ведут в спортзал и там опять понеслась… Руководство колонии в курсе и только за такие методы. Когда мне расшибли голову, замазывали следы тональным кремом, когда приезжала проверка, прятали меня, чтоб я не пожаловался. Во владимирской тюремной больнице то же самое – больной ты или нет, бьют всех одинаково. Часто избивают, чтобы заключенный "отказался от воровских традиций". Отказ записывают на видео. На видео заключенные все в ссадинах и понятно, что с ними только что делали. В ближайшее время не думаю, что в целом удастся проблему пыток решить, но чего-то добиться в отдельных случаях – вполне.