Севгуль Аджимулаева: «Этим свидетельством я облегчила себе душу»

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годы Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.

Я, Севгуль Аджимулаева (Асанова). Севие Асанова – мое настоящее имя. Так как в момент выселения пропали мои документы, то потом, когда мы попали в детдом, мне присвоили имя моей младшей сестры Севгуль. Я крымская татарка, родилась 26 декабря 1939 года, уроженка села Чегелек (Кузнецкое) Ак-Мечетского района (в декабре 1944 года переименован в Черноморский район – КР) Крымской АССР.

Во время выселения в состав моей семьи входили: мама Алиме Асанова (1906 г.р.), сестра Пембе Асанова (род. 09.02.1932 г.), брат Сабри Садыков (род. 09.02.1935 г.), брат Рухлен Садыков (род. в 1937 г.), я, Севие Садыкова, младшая сестра Севгуль Садыкова (род. 01.07.1941 г.).

На момент депортации семья проживала в с. Чегелек Ак-Мечетского района Крымской АССР. Жили мы в доме из трех комнат, который выдал колхоз отцу как школьному учителю. Имели приусадебный участок, сараи, домашнюю скотину: овцы, корова, лошадь, куры.

В Красную армию были мобилизованы:

1. Сейдамет Асанов, дядя. В 1941 году он был мобилизован в Красную армию и в 1947 году возвратился из Трудовой армии в с. Серго Аимского района Андижанской области (Узбекистан).

2. Акиб Асанов, дядя. Забрали в 1941 году, вернулся в 1947 году в г. Чирчик Ташкентской области (Узбекистан). Дядю Акиба во время облавы схватили немцы и вместе с другими соотечественниками погрузили на корабль, чтобы вывезти их за границу на работы. И вот посредине моря советские самолеты начали бомбить корабль, чтобы наших не увезли за границу. Почти все погибли: кто умер сразу, кто выбросился в воду, остались на кусочке корабля только двое – мой дядя Акиб и русский мужчина. Дядя сидел и все время молился, а мужчина нашел целый чемодан шоколада, подошел к дяде и говорит: «Что ты все время молишься? На, ешь шоколад, все равно умрем. Так хоть умрем, покушав». Сколько они там просидели, не знаю, но их и оставшихся в воде живых спасли люди с иностранного корабля. Их увезли в Германию, а оттуда дядя вернулся уже в Узбекистан в 1947 году.

3. Садык Асанов, отец. Ушел в 1941 году, а вернулся в 1948 году в с. Шверник Мирзачульского района Ташкентской области (Узбекистан).

4. Шакир Асанов, дядя. Служил в 1941-1947 годах. Во время войны дядя служил разведчиком, был у немцев, данные передавал в Красную армию. Профессия учитель, окончил Ялтинский пединститут.

5. Шукрий Асанов, дядя. Забрали в 1941 году, в 1944 попал в г. Тула, работал на шахте. После выхода на пенсию переехал в г. Новомосковск Московской области. Дядя Шакир Асанов участвовал в сопротивлении немецким оккупационным войскам.

Из нашей семьи были мобилизованы в Трудовую армию: дяди Сейдамет Асанов и Акиб Асанов (они в 1945 году попали на лесоповал в Гурьевскую область), отец Садык Асанов и дядя Шакир Асанов (их вывезли на лесоповал в Горьковскую область), дядя Шукрий Асанов (определен в 1944 году в г. Тула на шахты).

Рано утром, 18 мая 1944 года, к нам домой ворвались два солдата. Не объяснив ничего, сказали собираться и дали на сборы 15 минут. Мама начала быстро собирать детские вещи в мешок, но солдат разрезал его ножом, раскидал собранные вещи по комнате и вытолкал из дома на улицу всех, кто в чем был. С собой ничего не разрешили взять.

Нас привезли на колхозный двор и, пока мы ждали машину, наша мама сбегала домой, принесла немного муки и сметаны. Когда мама прибежала домой за мукой, соседи уже разбирали себе наше имущество. Прямо на колхозном дворе мама испекла нам лепешки и покормила нас. Там мы прождали целые сутки. Когда нас увозили, за машиной долгое время бежала наша собака Черкез. Солдат спросил: «Чья эта собака?». Мама ответила, что это наша собака, он предложил взять собаку с собой. Мама ответила: «Куда мне ее взять, у меня рядом своих шестеро детей». Солдат все равно остановил машину, и вскоре собака ехала вместе с нами. Выпустили собаку в городе Евпатория.

О том, что можно взять с собой вещи, продукты и инвентарь, нам не сообщали. До места сбора солдат сопровождал нас с автоматом. Всех заперли в помещении, я попросилась в туалет, но солдат не разрешил выйти, и мама посадила меня в уголок прямо в помещении. Место сбора выселяемых – колхозный двор, людей было много, но так как я была маленькой, то количество определить не могла. Продержали нас там сутки.

В Евпаторию повезли на полуторке, и в каждом углу машины сидело по солдату. Из нашей семьи было выселено 5 детей и беременная мама. В 1944 году уже в Узбекистане родился брат Решид и прожил 7 дней, – он умер от голода. Я со слезами вспоминаю его опухшее лицо. Привезли нас в Евпаторию на станцию «Товарная». Когда нас погрузили в вагон, я стояла у окна и кричала, звала отца, думала, что мы едем к нему.

Отец наш был на войне, и он в то же почти самое время увидел сон, как будто весь Крым накрыли черные тучи, и стало совсем темно, только в одном месте была маленькая дырочка просвета. Просвет этот постепенно начал увеличиваться и увеличиваться, медленно тучи разошлись и стало опять светло. Сон этот отец мой рассказал моей матери после возвращения с войны. Расшифровал он его так: черные тучи и темнота – наше выселение, горе наше, а просветление – наше возвращение на свою историческую родину – Крым. Но вот отец мой не успел вернуться, умер в Узбекистане 15 июля 1986 года. В начале лета 1986 года, когда отец совсем занемог, он очень умолял нас увезти его в Крым. Но так как отец был уже лежачим больным и в Крыму у нас никого не было, мы не смогли вывезти его из Узбекистана…

Нас погрузили в вагоны, предназначенные для перевозки скота, ни о каких условиях не может быть и речи. Вагон был набит до отказа, люди спали сидя. Пищу готовить было негде. Остановки были. Во время одной из остановок мама, готовя нам пищу, чуть не отстала от вагона.

Умерших оставляли прямо в степи, а то и выбрасывали прямо из окна. Питание выдавалось один раз в сутки, и по кусочку хлеба на каждого. Чашек, ложек не было. Ни врача, ни медсестер в вагоне не было. Медицинскую помощь никому не оказывали, лекарств тоже не было!

19 мая 1944 года мы выехали из Евпатории, и, по рассказам мамы, один месяц мы были в пути. Состав прибыл в Узбекистан, в Мирзачульский район. Со станции Голодная степь нас вывезли на бричке.

Отношение к нам было ужасное. Сестру и брата били просто так, ни за что! В первые месяцы нам предоставили жилье на три семьи. Дом состоял из одной комнаты и прихожей, в ней не было ни окон, ни дверей, а один угол был обвален. В комнате нас проживало 12 человек. Печки в доме не было, воды тоже. Еду готовили на улице. Воду пили из арыка, поэтому очень многие болели и умирали. Продукты и медикаменты не выдавали. Сестра Севгуль и брат Рухлен умерли от голода, а нас троих – меня, Пембе, Сабри – забрали потом в детский дом.

В 1948 году вернулся с фронта и Трудармии отец. Он разыскал свою семью и забрал нас из детдома. Местные власти отцу представили документы, что якобы наша мама получила 5000 рублей, и требовали расплатиться с колхозом за ссуду. Отец был образованным человеком. Он выяснил у мамы, что она никакой ссуды не получала. Ему с большим трудом удалось доказать, что мама не получала денег, и ничего выплачивать не пришлось.

Мама работала на хлопковом поле с 4-х утра до 11-ти часов ночи. Платили копейки, на проживание не хватало. На работе, на поле, с нашими соотечественниками обращались очень жестоко, если кто-нибудь поднимал голову, чтобы немного разогнуть спину, то непременно получал кнутом от надсмотрщика Худайназара, который целый день разъезжал по полю на лошади (в руках у него был длинный кнут).

Когда отец возвратился, он устроился на работу помощником механика (учетчиком), в этом ему помогло все то же образование. К возвращению отца мама уже была больна, не работала и умерла в 54 года.

В 1953 году сестра Пембе, окончив 7 классов, уехала в г. Самарканд на учебу в медицинское училище. В то время для нас действовали правила комендантского часа. За то, что сестра уехала без разрешения, отца забрали в район, в милицию. Требовали, чтобы он вернул дочь, а не то грозились посадить его в тюрьму. Отец не стал возвращать дочь, объяснив им, что виноваты пусть будем мы, а дети не виноваты. Почему они не должны учиться? Отца выпустили. Дома он нам сказал: «Дети, учитесь, учитесь и учитесь. Наше наследство вам – это ваши дипломы».

В 1945-1946 годы умирали от голода семьями. Родная тетя Селиме (по маминой линии) умерла, у нее было 8 детей, из них в живых остались только двое.

В начале 1930 года мой дедушка Сейтасан и бабушка Хатме (по папиной линии) жили в Крыму середняками, и чтобы не попасть на раскулачивание, он продал все свое имущество и с женой и двумя детьми – моими дядями Сейдаметом и Акибом – уехали в Турцию. После переезда в Турцию моя бабушка очень сильно заболела и пролежала три года. Никакие врачи не могли ее вылечить, только один профессор сказал, что ее нужно везти обратно в Крым: в Турции ей и климат не подходит, и она скучает по Родине. И вот через три года они в вернулись обратно в Крым, и только потом бабушка начала поправляться и родила еще троих сыновей и дочку. На раскулачивание дедушка все-таки попал, примерно в 1933 году. После раскулачивания семью дедушки, уже с шестью детьми выселили в Московскую область, г. Хлебный. После возвращения из Хлебного обратно в Крым, отправив пятерых сыновей в 1941 году на войну, в 1944 году дедушка и бабушка попали под депортацию. Они были выселены в Андижанскую область, Аимский район, с. Серго. Там они и умерли, не увидев ни одного из своих сыновей!

Вместе с дедушкой и бабушкой была выселена их дочь Халифе с пятью детьми, а ее муж был на войне. Тетя Халифе и трое детей умерли, в живых остались две ее девочки. Одну девочку забрали в детский дом, и она потерялась. До сих пор не знаем, жива она или нет, а вторая дочь – тетя Сафие – живет в п. Гвардейское Симферопольского района.

Были массовые эпидемии малярии и дизентерии. Было много смертей от этих болезней и голода. Хоронили людей в одну яму целыми кучами.

Сестра Пембе хотела поступить учиться в медучилище на факультет акушерки, но так как она была крымской татаркой, то ее зачислили на лаборантское отделение. Отучившись один год, она пересдав экзамен, все-таки поступила на факультет акушерства и отучилась пять лет вместо четырех.

Я окончила училище в г. Фергана по профессии швея. Брат Сабри окончил сельскохозяйственный техникум в Ташкенте, а после поступил там же в институт. После окончания института работал главным агрономом в совхозе «Баяут».

Я закончила 7 классов, обучалась на русском языке. Брат и сестра обучались на узбекском языке. Условий для развития крымскотатарской культуры не было. После 1960 года мне на руки попала песня «Гузель Къырым». Передал эту песню мне дядя Расим Ибрагимов. Он был партийным и поэтому попросил песню хранить у меня. Если бы у него обнаружили эту песню, ему грозила тюрьма.

Свободно соблюдать национальные традиции не разрешалось, но в тайне мы их соблюдали. В школе нам постоянно говорили о том, что бога нет.

Дяде моему сейчас 75 лет и он до сих пор живет в Узбекистане – нет возможности вернуться на Родину. А в Евпатории, на ул. Трудовой под номером 61, стоит его родной дом, из которого так жестоко выселили.

После высылки, как жили до 1956 года, так и продолжали жить вдали от Родины, тоскуя по ней.

В 1987 году в газете «Ленин байрагьы» и во всех других газетах вышло сообщение ТАСС о том, что все крымские татары – предатели. В то время, моя дочь Хатидже Вейратская (род. в 04.04.1961 г.) работала в ПМК расчетным бухгалтером. Она пришла на работу как обычно. Трое ее сотрудников других национальностей набросились на нее чуть ли не с кулаками и стали обвинять ее, оскорблять всех крымских татар в измене Родине, и довели до слез. На следующий день дочь уволилась с работы. Хатидже, вернувшись домой, сказала: «Мама, я больше здесь работать не буду, поеду в Крым!».

18 октября 1987 года мои дочери Хатидже и Алие Аединова (род. 3.01.1964 г.) отправились в Крым. В июле 1988 года возвращается из армии сын Алим (род. 3.03. 1968 г.). До армии он окончил 1-й курс Ташкентского государственного университета. Так как две сестры были уже в Крыму, он из Ташкента перевелся в Симферопольский государственный университет имени Фрунзе, и в сентябре 1988 года продолжил учебу в Крыму. В декабре 1988 года в Крым переезжает семья моей дочери Халифе (род. 25.09.1962 г.). Она закончила финансовый техникум в г. Ташкент.

В июле 1989 года мы с мужем Зинедином Аджимулаевым (1938 г.р.) и с младшей дочерью Усние (род. 1.02. 1975 г.), продав дом, переехали в Крым, с Шишкино Сакского района. Дом мы купили у бабушки. Председатель колхоза Лидия Васильевна целый год не прописывала нас по нашему адресу, подстрекала бабушку, которая нам продала дом, говорила ей, что та продешевила, хотела, чтобы мы доплатили и все время говорила нам прямо в лицо, что нужно поднять сталинщину и выселить нас уже на Урал.

Муж был инвалидом первой группы, у него полиартрит. В декабре 1997 года мы сняли квартиру в Евпатории и переехали из с. Шишкино, потому что муж был лежачий больной. Его нужно было показать врачам и лечить, а в селе это было невозможно. В апреле 1999 года жилищный отдел выделил нам квартиру в Евпатории, где ныне я и проживаю с сыном Алимом и его семьей (невестка и трое внуков). Муж умер 2 декабря 2003 года.

Отец нам рассказывал, что в первые дни наступления немцев в Крым многие советские солдаты бросили свое оружие, говоря: «Долой Советский Союз» и перешли на сторону немцев. Ни один крымский татарин не сдался, а пошел воевать дальше с немцами, бороться за свой родной Крым. Когда они воевали в Ялте, советские войска разбомбили винзавод Массандра, чтобы он не достался немцам. Люди по колено ходили в вине. Многие солдаты опьянели от вина, а пьяных солдат свои же советские и расстреляли на месте. Опять же ни один крымский татарин не притронулся к вину, все воевали до конца. И все равно нас назвали предателями и выселили с родины. Отец это всегда вспоминал и рассказывал нам с очень большой обидой на Советский Союз.

Многие эти испытания и унижения я испытала на себе лично, многое рассказал отец. Этим свидетельством я облегчила себе душу.

(Воспоминание от 15 ноября 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий