Алие Аметова: «В Крыму местные власти всячески препятствовали крымским татарам»

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годы Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.

Я, Алие Аметова, крымская татарка, родилась 17 марта 1936 года в деревне Шума (Верхняя Кутузовка) Алуштинского района Крымской АССР. Я являюсь свидетелем депортации крымскотатарского народа 18 мая 1944 года.

На момент выселения в состав семьи входили: мама Сундус Аметова (1913 г.р.), брат Алим Аметов (1932 г.р.), брат Худус Аметов (1939 г.р.), брат мамы Джафер Аметов (1929 г.р.), бабушка Анифе Аметчик-Аметова (1877 г.р.), вторая бабушка Алиева Незире (1884 г.р.).

Также с нашей семьей выслали семью дяди Эбубекира Аметова (1905 г.р.), так как наши дома стояли рядом и имели общий двор. Состав его семьи: жена Эбубекира Эсма Аметова (1912 г.р.), сын Ридван Аметов (1934 г.р.), дочь Наджие Аметова (1938 г.р.), дочь Нурие Аметова (1940 г.р.), а также дедушка Ашир (отец Эсмы).

Мой отец Рамазан Али Аметчик (1907 г.р.) на момент выселения воевал на фронте. До депортации наши семьи жили в деревне Шума. Наш дом был двухэтажный, состоял из нескольких комнат, нижний этаж использовался как подсобное хозяйство, был сарай для скота. Имели корову, барана, приусадебный участок, а также ореховую рощу около озера, которая досталась от отца папы, то есть дедушки Али.

В доме стояло пианино и было все необходимое для хозяйства. Дом дяди Эбубекира стоял рядом, он был одноэтажный, с необходимым имуществом для жизни. В настоящее время наши дома стоят сразу под остановкой в Верхней Кутузовке. В них живут чужие люди, но доказать, что эти дома наши, мы не можем, так как не сохранились документы.

До депортации мама и тетя Эсма работали в колхозе на табаке, старшие братья им помогали и ходили в школу. Дядя Эбубекир был мобилизован на фронт, но вскоре его комиссовали по состоянию здоровья.

18 мая 1944 года вооруженные солдаты постучали ночью в дверь. Мама очень испугалась, мы заплакали, а бабушка Анифе не могла найти спички, чтобы зажечь лампу. Солдаты были молодые, они дали 15-20 минут на сборы, никакие документы они не предъявляли и не угрожали. Они видели, что здесь дети маленькие, две женщины и сказали маме: «Возьмите с собой что сможете, вас повезут далеко, в Ташкент». От испуга мама не могла сосредоточиться, взяла нас за руки, а бабушка взяла свой Коран и кружку для воды; так мы вышли из дому. Пришли на площадь, там было много народу, все плакали и были перепуганы.

Потом нас погрузили на грузовые машины и привезли в Симферополь на железнодорожный вокзал. Там нас погрузили в товарные вагоны с одним маленьким окном без всяких условий. В вагоне было много народу с разных мест, в основном старики, женщины и дети. В вагоне не было вентиляции, туалета и медработников. Иногда эшелон останавливался, солдаты открывали двери и люди, кто имел посуду, выбегали за водой. Иные старались что-нибудь для детей приготовить, но солдаты пинками все разрушали, тушили огонь. Солдаты объявляли, что эшелон трогается и закрывали двери. Бывали случаи, когда люди не успевали садиться в вагон и отставали, об их судьбе мы ничего не знали.

Один раз в сутки нам давали какой-то суп и сырой ржаной хлеб, чашек и ложек не давали. Люди, у кого имелась посуда, делились и ели по очереди, старались в первую очередь накормить детей и стариков. По пути люди болели, были случаи, когда умирали, держать труп в вагоне не разрешали, выбрасывали из вагонов по пути. Люди были морально подавлены безысходностью.

Сколько ехали и куда не знаю, но часто на станциях одни вагоны отцепляли, другие цепляли и ехали дальше.

Наконец, нас привезли в Свердловскую область, Ново-Лялинский район, Караульский с/с, поселок Малая Лата. Обе наши семьи в составе 13 человек поселили в одну комнату барака без всяких условий. Бараки были деревянные и там водились клопы, от которых невозможно было спать. Располагались на полу.

Взрослым и маме дали лапти, ватные брюки и фуфайку. На второй день отправили на лесоповал. Лес дремучий, деревья могучие. Два человека вручную распиливали и валили деревья, затем обрубали сучья и распиливали на метры, складывали в штабели. Норма была большая. Если кто норму не выполнял, то вечером комендант вызывал в комендатуру и наказывал, то есть закрывал на несколько часов в подвал, иногда на ночь, не задумываясь над тем, что голодные дети ждут своих мам с работы.

На семью давали хлебные талоны: взрослым 400 грамм хлеба, иждивенцам – 170 грамм, а также на месяц один килограмм манки, 3-5 килограмм конины, соли вообще не было. Мама иногда хлебные талоны меняла на соль или картошку у местных жителей, чтобы нам сварить суп с крапивой и разными травами.

Местные жители в основном были раскулаченные, к нам относились враждебно. Были в поселке немцы, греки, литовцы, также высланные, как и мы.

Жили впроголодь, люди болели, от голода опухали и умирали, были случаи, когда мертвых грызли крысы. Зимой морозы достигали 45-50 градусов, в бараках было холодно, страшно представить, как все это мы пережили.

Через два года нам дали пол дома без крыши и пола. Правда, выдали доски, и мои братья с мамой отремонтировали дом, сделали из кирпича печку. Затем дали целину, 5-7 соток земли, мы начали сажать картошку, но должны были с каждой сотки по 15 килограмм картошки сдавать государству. Денежную помощь не оказывали. Когда выдавали зарплату, то в принудительном порядке заставляли подписываться на займы в счет зарплаты.

В поселке Малая Лата была начальная школа на 4 класса обучения на русском языке. По разрешению коменданта Джафера и Алима послали учиться в ремесленное училище в город Новая Ляля. Джафер закончил и работал электриком, Алим – автослесарем в гараже. Джафер сильно простудился, умер в 1948 году от воспаления легких. В это же время умер дедушка Ашир, отец Эсмы.

Я закончила 4 класса в селе и по разрешению комендатуры уехала в Новую Лялю, где закончила 10 классов в 1956 году. Мы из одной деревни в другую не имели права ходить, это каралось законом и тюрьмой.

В 1952 году из г. Бекабада к нам в Малую Лату приехал за своими сестрами Рамазан Альчик Куртумеров, уроженец деревни Шума, комиссар 17-го отряда партизан. Он имел документ из комендатуры Бекабада на то, чтобы увезти Незире Алиеву к родственнице Айше Османовой.

Семья дяди Эбубекира жила с нами. Эбубекир работал на лесосплаве, однажды при разгрузке машины с бревнами они соскочили. Эбубекир попал под бревна и сломал позвоночник в трех местах, через два месяца умер. Эсма, его жена, осталась с маленькими детьми. Она, как и все, работала на лесоповале. Сын Ридван работал в гараже помощником слесаря. Наджие и Нурие учились, помогали маме.

После Указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года, согласно которому с крымских татар и некоторых других депортированных народов были сняты ограничения по спецпоселению, но не давалось права на возвращение имущества, а также право на возвращение в Крым в места, откуда эти люди были высланы, мы по вызову тети переехали в Таджикистан, Ленинабадскую область, город Чкаловск.

Живя в Чкаловске, я закончила Ленинабадский пединститут им. Кирова, физико-математический факультет. Долго работала в школе, затем с 1971 года работала старшим экономистом при АТП-33 до 1995 года. Алим закончил среднеазиатский политехникум и работал сначала слесарем, затем мастером и начальником ремонтных мастерских АТП-33. Худус закончил курсы шоферов 1 класса и работал на Кайраккумском мелькомбинате шофером до 1993 года. В этом же году он переехал в Крым, устроился на работу, и на одном участке два брата стали строить один дом, до сих пор достраивают, так как они уже пенсионеры. Денег от государства не получали.

Живя в Таджикистане, мы хоть и с трудом, но имели возможность учиться, работать, получать жилье от государства, а по возможности строить дом. Наш народ не терял надежду вернуться на родину в Крым. Активисты организовывали сходки, митинги, собирали деньги и посылали делегатов в Москву, чтобы решить вопрос о возвращении крымских татар на родину в Крым.

Семья дяди Эбубекира после Указа ПВС СССР переехала в Узбекистан в Бекабад, затем в 90-е годы переехала в Крым. Трудно было всем переселиться в Крым, местные власти всячески препятствовали крымским татарам. Не разрешали покупать дома, не прописывали, да и сейчас наш народ не имеет право, не хотят власти признать нас коренным народом, не выделяют земли депортированным.

Я в 1991 году приехала в Крым и подала документы в отдел по межнациональным отношениям, встала на квартирный учет в Алуште. Учитывая, что мы переехали с мамой в Крым в 1999 году как беженцы из Таджикистана, в 2003 году нам выделили квартиру в Алуште. При получении квартиры важную роль имело то, что мама была инвалидом 1 группы и вдовой погибшего участника ВОВ, состояла в очереди на квартирном учете с 1991 года. Мы были очень рады, что получили квартиру.

Маме сейчас 96 лет, я ухаживаю за ней, помогают нам ее дети, внуки, которые тоже живут в Крыму. В настоящее время я с мамой проживаю в Алуште.

(Воспоминание от 17 декабря 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий