(Окончание, начало здесь)
Товарный поезд, в котором семью Адиле Эмировой везли в места изгнания, остановился 6 июня 1944 года на железнодорожной станции Хилково Ташкентской железной дороги. Через некоторое время стали подходить грузовые машины – людей развозили по местам их нового жительства.
Ее семья попала в овощеводческий совхоз Дальверзин №2, обслуживавший Фархадстрой (строительство Фархадской ГЭС). Жилье для спецпереселенцев не было готово. Первые несколько месяцев, до осенних холодов, люди жили прямо на земле, под деревьями, перед зданием школы. Потом достроили бараки спецпоселка, Эмировым выделили маленькую комнату с цементным полом в клубе.
Они голодали и часто болели, вскоре стало нечего продавать. К лету 1946 года переехали из совхоза в город – здесь было легче прокормиться. Адиле поступила в школу, училась на «отлично»; много читала. Была комсомолкой, а в старших классах членом ученического комитета. По окончании школы она рвалась учиться дальше. Но выехать в другой город не могла до получения из республиканского управления в Ташкенте по делам спецпереселенцев разрешения.
Как спецпереселенке ей необходимо было раз в месяц ходить в спецкомендатуру «на подпись», то есть свидетельствовать, что она никуда самовольно не уехала. Крымских татар в первые годы после депортации в вузах было очень мало. Для выезда на учебу нужно было получить разрешение республиканской спецкомендатуры в Ташкенте. Разрешения чаще не выдавались, отказ никак не комментировался. Но Адиле повезло…
Долгожданное разрешение пришло 19-го августа, и 21-го Адиле уже была в Узбекском государственном университете в Самарканде, на зачислении. Ей дважды помог случай: она приехала именно в день зачисления, ни днем позже, и была зачислена без экзаменов, потому что в те годы медалисты не сдавали вступительных экзаменов.
Случилось то, что должно было случиться: вышестоящее начальство посчитало, что крымской татарке нет места на кафедре гуманитарного профиля
Все пять лет Адиле прекрасно училась и получила диплом с отличием. Ее решили оставить для работы на кафедре. Но случилось то, что должно было случиться: вышестоящее начальство посчитало, что крымской татарке нет места на кафедре гуманитарного профиля.
В Беговате работу по специальности ей найти не удалось. Адиле поехала опять в совхоз Дальверзин №2, где устроилась преподавателем русского языка и литературы в школе. Шесть лет она проработала учителем в школе, корректором в городской газете в Янги-Ере. В 1964 году она поступила в аспирантуру СамГУ. Начался новый, четвертьвековой этап ее жизни: семья, научная и преподавательская деятельность.
После окончания аспирантуры год Эмирова проработала на кафедре русского языка Самаркандского государственного педагогического института имени С.Айни, а потом была приглашена на «свою» кафедру – русского и общего языкознания Самаркандского государственного университета имени А.Навои. В пединституте Адиле предложили читать «общее языкознание» – трудную теоретическую дисциплину, которую она не изучала в университете. Упорство и знания позволили Эмировой не только освоить ее, но вскоре стать одним из лучших специалистов в этой области знаний.
В 1969 году Адиле защитила кандидатскую диссертацию, а затем долгие годы проработала на кафедре русского и общего языкознания СамГУ в должностях преподавателя, старшего преподавателя, доцента и профессора. Спустя семь лет состоялась ее первая поездка в Москву – Эмирова была приглашена на конференцию, организованную Институтом русского языка имени В.Виноградова. А через полгода после поездки (9 июля 1976 года) она оформила свои впечатления в форме рассказа под названием «Случайное знакомство» – это была проба пера.
В декабре 1990 года Адиле Эмирова была приглашена в Симферопольский государственный университет имени М.Фрунзе на должность профессора кафедры русского языка. Эмирова вспоминает события, предшествовавшие этому.
В августе 1990 года ее 94-летний отец сказал ей: «Дочка, я не хочу здесь больше оставаться. Я хочу умереть на родине. Сделай же что-нибудь!». Адиле созвонилась с ректором Симферопольского государственного университета, и он пригласил ее на работу, но жилья не обещал. Она позвонила Юрию Османову, председателю комитета по делам депортированных народов при Симферопольском облисполкоме, представилась ему и объяснила ситуацию. Он ответил так: «Я и не знал, что у нас есть женщина-профессор. Конечно, приезжайте, мы Вас будем носить на руках!».
В Симферополь она летела с отцом, а со всех сторон слышалась крымскотатарская речь. Отец был бодр, оживлен, во время трехчасового полета несколько раз читал молитвы, а весь салон подхватывал священные слова.
Когда самолет приземлился, отцу помогли сойти с трапа. Ступив на землю, он отошел в сторону, с трудом наклонился, прижал ладонь к земле, а потом поднес руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони
Волнующей была его встреча с родиной: «Когда самолет приземлился, отцу помогли сойти с трапа. Ступив на землю, он отошел в сторону, с трудом наклонился, прижал ладонь к земле, а потом поднес руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони. «Что ты делаешь, папа?» – «Целую родную землю». Это был декабрь 1990 года».
Их встретили родственники, которые жили в поселке Зуя. Адиле устроилась в общежитии Симферопольского института усовершенствования учителей, куда помог ей вселиться Сейран Усеинов. Зима того года была холодной, поэтому решили, что до весны отец будет жить у родственников. Адиле навещала его, а он говорил ей: «Я хочу жить с тобой. Дочка, ты же профессор, почему тебе не дают квартиры?».
В доме родственников отец прожил около двух месяцев, а потом простудился и через четыре дня скончался. В ночь его кончины Адиле была рядом и сама закрыла ему глаза. Он не успел увидеть ни родного села Янджу, ни Ялты, где они жили до депортации.
Адиле Эмирова еще шесть лет жила в разных общежитиях в ожидании обещанного жилья. Похоронен отец в Зуе, на мусульманском кладбище, которое находится рядом с русскими захоронениями. Через пять лет русские подростки разрушили около десяти надмогильных памятников на татарском кладбище. Узнав об этом из газет и телепередач, она сразу же поехала в Зую. Отцова могила не пострадала, хотя на соседних надмогильные камни были разбиты...
Несмотря на тяготы возвращения и преклонный возраст, Адиле Эмирова и сегодня много работает, пишет, преподает…
Пожалуй, самые точные слова нашел о ней давний коллега, ректор Таврического национального университета, доктор филологических наук, профессор Владимир Казарин: «Время не властно над ней. Она по-прежнему поразительно красива и элегантна как женщина и удивительно умна и организована как ученый. В ней ярко выражена черта крымскотатарского народа – отсутствие жажды мести за причиненное зло. Неспособность смириться со злом – конечно. Но посвятить после победы зла всю себя мести – нет. Крымские татары после возвращения в Крым в конце 1980-х ни разу не создали прецедента силового захвата родного дома. Там жили люди, которые их не выселяли. В чем они виноваты? А ведь как этим запугивали крымчан!.. Такова и Адиле. Она стала филологом-русистом! Специалистом по языку, на котором говорили те, кто депортировал ее и ее народ. Она не отождествляла язык и негодяев. Она, как бы в отместку им, стала глубоким и ярким ученым, которому этот язык поведал многие свои тайны. В том числе те, что пришли в него из языков тюркских. Честь ей и хвала за талант и любовь к людям».
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: