Минисериал «Чернобыль» от американского телеканала HBO стал самым рейтинговым в истории. Но мало кто знает, что многие сцены в сериале – копия хроники украинских документалистов из кинотрилогии «Чернобыль. Два цвета времени». Сценарист и продюсер сериала Крэйг Мазин назвал ее «библией» своего сериала. Например, речь генерала Тараканова перед «биороботами» в четвертой серии практически слово в слово повторяет реальный инструктаж, отснятый ими осенью 1986 года.
О сложных условиях, в которых создавалась уникальная хроника Чернобыльской катастрофы, в интервью Радіо Свобода рассказал ее режиссер Игорь Кобрин.
Порівняльна таблиця планів серілу «Чорнобиль» та докфільму «Чорнобиль.Два кольори часу»
С моей поездкой возникли проблемы. Мол, все члены съемочной группы – коммунисты, а я – нет. Но через два дня стало понятно, что все равно больше никто в Чернобыль ехать не хочет
– Я очень хотел поехать в Чернобыль – как документалист не мог пропустить событие такого значения. Но сразу началась странная история. С моей поездкой возникли проблемы. Мол, все члены съемочной группы – коммунисты, а я – нет. Но уже через два дня было понятно, что все равно больше никто в Чернобыль ехать не хочет. Так, в первой половине мая мы попали в Зону ЧАЭС. Костяком нашей группы с Укртелефильма был сценарист Хэм Салганик, оператор Юрий Бордаков и я – режиссер.
– Что вам удалось отснять сразу?
– Две очень важные вещи на самой ЧАЭС. Первая – проход под разрушенный реактор Вениамина Прянишникова, который должен был сделать там измерения. Все думали, что он смертник, и провожали его как в последний путь. Прянишников выжил, но все равно получил огромную дозу.
Вторая – шахтеры, которые рыли тоннель к основанию реактора. Тогда боялись, что реактор прожжет подушку, на которой стоит, и все попадет в подземные воды. Оказалось, что это не так, но шахтеры получили там большую дозу радиации.
– В сериале «Чернобыль» есть эпизод, когда солдат нагружает духметровую гору с ящиками водки, в зоне так много пили?
На самом деле тогда бытовала легенда, что от радиации спасает красное вино. Вот его я видел
– Это глупости, я такого никогда не видел. Чтобы не подхватить больших доз, нужно было идти исследованными маршрутами, шаг в шаг. На самом деле тогда бытовала легенда, что от радиации спасает красное вино. Вот его я видел. Вообще в зону начали везти массу дефицитных продуктов: бельгийское масло, французское масло... Все это прибывало кучами – вот там я увидел настоящий коммунизм. Но поскольку все разобрать не могли – на следующий день бульдозеры зарывали эти продукты – они были заражены.
На самом деле дорогой на станции была обычная вода. Людей было так много, что она быстро заканчивалась. Одну бутылку в первые дни аварии можно было обменять на целый японский дозиметр. Я на всю жизнь запомнил соленый вкус чая, сделанного на минеральной воде Боржоми. Так что все разговоры о пьянстве – миф.
– Вам запрещали что-то снимать?
Дорогой на станции была обычная вода. Людей было так много, что она быстро заканчивалась. Одну бутылку в первые дни можно было обменять на японский дозиметр
– Сначала мы могли снимать все, но не потому что нам позволяли, просто некому было запретить. Первые дни запомнились страшным беспорядком. Никто не понимал, что делать, куда идти. В основном была самоорганизация. Но этот хаос нам и помог.
Один пример. Только попав в зону, мы по привычке хотели получить разрешение на съемку, но его не только никто не мог дать – никто даже не понимал, чего мы хотим. Мы зашли в штаб Минуглепрома СССР, и там какой-то крупный чиновник просто оторвал кусок плаката и написал: «Пустить киношников». «Сколько вас там? – спросил. – Пустить 5 шт., куда захотят».
Тогда еще не разобрались, что можно показывать, а что нет. Мы быстро отправляли отснятый материал в Киев. Это уже позже различные комиссии начали его проверять. Именно эта нескоординированность позволила сделать первую часть нашего фильма «Чернобыль. Два цвета времени» очень откровенной. Это был первый фильм о Чернобыле, который показали в СССР по центральному телевидению.
Единственное, нас заставили на последнем этапе прилепить к началу идеологический кусок. Но главное, что первая часть фильма достаточно легко попала на экраны. В отличие от второй.
– Люди боялись находиться в зоне?
– Не бывает бесстрашных. Постоянное чувство опасности стало привычкой. Вконце из нашей съемочной группы в Чернобыле осталась половина. Если человек не хотел или боялся – мы не держали. Опасно иметь за спиной кого-то, на кого не можешь рассчитывать.
У нас часто менялись водители. Один из них вскоре погиб. Когда он нас забрал с ЧАЭС, оператор Юра Бордаков включил в машине дозиметр. Аппарат начал страшно трещать – показывал огромный фон. Оказалось, водитель снимал запчасти из заброшенных машин в зоне. Он не хотел их продавать, а только отремонтировать свою машину. Эти запчасти он держал прямо под своим сиденьем.
Впервые по-настоящему страшно было, когда мы выехали из Рыжего леса (Сосновый лес, который разделял атомную станцию и город Припять, был первым, который принял на себя радиоактивный удар после взрыва на ЧАЭС. Хвоя и ветви деревьев сразу после облучения получили рыжеватый цвет – Радіо Свобода). Никто не знал, что там, ведь до нас там еще никто не был. Мы снимали как работники института Курчатова делали там замеры. Позже Рыжий лес полностью уничтожили, потому что деревья там были радиоактивными. Этот эпизод появляется во второй части нашего фильма, который хотели запретить.
– Что не понравилось цензорам в вашем фильме?
Когда лента вышла – была «бомба». Мы показали то, о чем никто даже не догадывался. Например, «биороботов»
– Мы приехали сдавать его в Москву. Показали его военным. Там собралось много полковников и генералов, сразу заявили, что мы сняли «антисоветизм». Их аргумент был очень прост: «Почему они у вас без защиты?» На что сценарист фильма Хэм Салганик выпалил: «Это они у нас без защиты. Это они у вас без защиты!» Чтобы запретить этот фильм, подключились очень влиятельные люди. Но председателем союза кинематографистов СССР тогда был Элем Климов и, как мне рассказывали, он передал наш фильм Александру Яковлеву (один из самых влиятельных советских руководителей в 1980-ых годах, идеолог «перестройки» – Радіо Свобода). Именно Яковлев дал добро. Если бы не он, вторую часть нашего фильма никогда бы не показали. Когда лента вышла – была «бомба». Мы показали то, о чем никто даже не догадывался. Например, «биороботов».
– Расскажите, о чем вторая часть фильма?
– В конце мая мы познакомились с группой дозиметрической разведки Юрия Самойленко и Валерия Стародумова. Группа планировала очистку кровли машинного зала от радиоактивных материалов, которые выбросило от взрыва реактора. Члены группы шли туда, где еще никто никогда не был. (Сейчас в живых остались около половины группы – Радіо Свобода). Они измеряли уровни радиации, чтобы проложить безопасный маршрут для солдат-«биороботов».
– В сериале HBO немецкий робот «Джокер», оказавшись на крыше, вблизи реактора, моментально вышел из строя. Создатели фильма объяснили это тем, что советская власть при заказе занизила во много раз реальный уровень радиации в зонах, где должен был работать робот. Действительно так было?
– Именно так. Ликвидаторы тогда говорили, что у робота «расплавились электронные мозги». Мало того, «Джокер» застрял еще на графитовом блоке. Мы отсняли кадры, когда ликвидаторы готовили работа к эвакуации. Его должен был забрать с крыши вертолет.
Юрий Бордаков – единственный из операторов, кто снял кадры в опасной зоне «М» – «Маше». Сейчас он сильно болеет
Там работали и другие роботы. Часть радиоактивных материалов они все-таки с крыши сбросили. Но участники группы Самойленко и Стародумова говорили, что роботы не выполнили полностью свою работу. Тогда и начали выводить «биороботов» – обычных советских солдат. Их работу мы тоже зафиксировали на пленке.
– Кто был оператором вашего фильма?
– Если говорить откровенно, то фильма не было бы без нашего неизменного оператора Юрия Бордакова. Он отчаянный, смелый человек и большой профессионал. Осветитель Александр Безручко был его тылом. Мы были постоянно вместе. Но в некоторые места Бордаков выходил сам.
Юрий Бордаков – единственный из операторов, кто снял кадры в опасной зоне «М» – «Маше». Она находилась сверху сразу возле разрушенного реактора. Сейчас Юрий Бордаков сильно болеет.
– Позволили ли разместить во второй части вашего фильма «Чернобыль. Два цвета времени» все отснятые кадры или что-то запретили?
– Эпизод, где солдаты руками выбрасывают тяжелые радиоактивные графитовые блоки в реактор – вырезали. Блоки были очень тяжелыми и лопатами их поднять было невозможно, но власть настаивала побыстрее «заткнуть эту дыру». К этому решению я до сих пор отношусь неоднозначно.
Эпизод, где солдаты руками выбрасывают графитовые блоки в реактор – вырезали. Лопатами их поднять было невозможно, но власть настаивала побыстрее «заткнуть эту дыру»
Также вырезали эпизод, когда Самойленко предлагал расстрелять эти блоки из крупнокалиберного пулемета ДШК и затем обломки сбросить лопатами. Тогда даже определили точки для стрельбы и заказали стрелков. Но это побоялись делать. Позже, после развала СССР, мы это все показали в фильме «Чернобыль. 3828» (фильм 2011 года, режиссер – Сергей Заболотный, сценаристы – Хэм Салганик, Игорь Кобрин – Радіо Свобода).
– Как долго вы находились в зоне ЧАЭС?
– Работали с перерывами до 1988 года. Приезжали на две-три недели, потом ехали в Киев, потом возвращались. Третья часть фильма создавалась во время поздней перестройки. И тогда я себе позволил очень много.
Так долго на ЧАЭС была только наша группа. Тогда сработал не героизм, а профессионализм. Удивительно, когда происходит такое событие, а ты его не зафиксировал.
– Какие дозы радиации вы получили?
– Все, кто работал в нашей группе, договорились никогда не раскрывать информацию о полученной дозе радиации.
– Вам понравился сериал «Чернобыль» от HBO?
Так долго на ЧАЭС была только наша группа. Тогда сработал не героизм, а профессионализм. Удивительно, когда происходит такое событие, а ты его не зафиксировал
– Мы сотрудничали с HBO. Они брали нашу хронику. Весь сериал не успел посмотреть, но сразу увидел, что его создатели тщательно поработали над деталями советского быта и самой ЧАЭС. Я очень рад, что наша хроника помогла им это сделать. Считаю, что за воспроизведением деталей этот художественный фильм лучше других о Чернобыле.
Игорь Кобрин – украинский режиссер-документалист. Автор кинотрилогии «Чернобыль. Два цвета времени» (отснятой в 1986-1988 годах) и многих других документальных фильмов, среди которых: «Апельсиновая долька» (2004), «Собор на крови» (2006), «1941. Запрещена правда» (2013). Директор студии «Телекон». Сейчас работает над новым документальным фильмом «1945».
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: