18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Мустафа Эреджепов, крымский татарин, родился в 1928 году в селе Дегирменкой (ныне Запрудное) Ялтинского района Крымской АССР.
На момент выселения в состав семьи входили: мать Айше Эреджепова (Куртмерова, приблизительно 1896 г.р.), сестра Фадже Куртмерова (1922 г.р.), сестра Азизе Куртмерова (1924 г.р.), я, Мустафа Эреджепов, сестра Адиле Куртмерова (1933 г.р.), сестра Гульшаде Куртмерова (1937 г.р.), брат Осман Куртмеров (1940 г.р.).
На момент депортации семья проживала в селе Дегирменкой Ялтинского района Крымской АССР. До начала войны учился в 4-м классе татарской школы. А когда немцы оккупировали Крым, обучение в школе прекратилось и больше я не учился. Жили в собственном двухэтажном доме из четырех комнат, имели приусадебный участок, где-то 10-12 фруктовых деревьев, домашний скот (корова, теленок, 5 овечек и птица), лошадь. Отец Эреджеп Куртмеров (1890 г.р.) умер от болезни в 1942 году.
В партизанах от нашей семьи никого не было, так как все дети были маленькими, но я помню, когда в село спускались из леса партизаны, мать давала им по возможности продукты.
18 мая 1944 года рано утром в дом ворвались два вооруженных солдата. Я еще спал, меня ударом ногой разбудили и спросили фамилию. Я им сказал свою фамилию, после чего они, ничего не объяснив, заставили всех нас идти в центр села, сказав, что там будет собрание. А когда мы пришли в центр села, тут же подъехали грузовые автомашины, и всех нас, жителей села, начали силой грузить на автомашины, поэтому многие семьи нашего села ничего не смогли взять с собой – ни продуктов, ни одежды.
Было жутко: люди – дети, старики, женщины – плакали, но их никто не слушал и не обращал внимания
Нас везли через город Ялту, гору Ай-Петри и привезли в город Бахчисарай на железнодорожный вокзал. Было жутко: люди – дети, старики, женщины – плакали, но их никто не слушал и не обращал внимания. Нашу машину с людьми сразу начали грузить на стоящие товарные скотские вагоны. Когда вагон до отказа заполнили людьми, двери снаружи сразу закрыли, и мы стояли на станции где-то 10-12 часов, после чего поезд тронулся. Никто не знал, куда нас везут, и никто нам ничего не сказал, как не сказали трое солдат и офицер, которые нас сопровождали.
Обращались с нами очень строго, кричали и подгоняли оружием. При погрузке вагонов были даже умершие люди – некоторые не выдерживали такого обращения с ними. Этих ушедших из жизни людей оставили прямо возле железной дороги, а что было с ними дальше, не знаю. Впоследствии узнали, что везли в сторону Средней Азии.
В пути были около 20-ти дней. В нашем вагоне никаких условий не было: ни медицинской помощи, ни питания. Еду не давали, а также и воды. На коротких остановках люди выбегали с вагонов и искали воду – кто успевал, а кто нет. Бывали случаи, когда оставались на остановках, не успев сесть в свои вагоны.
В вагонах стояла вонь, нечем было дышать, так как людям приходилось оправляться в вагоне в ведра и выливать их не было возможности, разве только на коротких остановках. В пути люди питались кто чем может. Если кто-то, не растерявшись, взял из дому что-то съедобное – кукурузу, муку или орехи – этим и питались, чтобы не умереть с голоду.
Нас привезли в Ташкентскую область, Аккурганский район, совхоз «Аккурган». Стали расселять по баракам, а утром взрослых и подростков погнали на работу в хлопковые поля полоть траву. Кормили нас очень плохо, какой-то баландой.
В эти первые дни и месяцы выселения очень много людей умирало от голода и болезней, особенно старики и маленькие дети. Этих людей хоронить было некому, все были беспомощными, нести мертвых было некому. Иногда местные жители, кто почеловечнее, помогали хоронить мертвецов, слегка прикрыв землей. Слава Аллаху, в нашей семье умерших не было, но все проболели. Я сам болел малярией и лежал дома, а также болели разными кишечными болезнями сестры.
За самовольное отлучение с территории спецпоселения назначалось уголовное наказание сроком на 20 лет
Покидать места выселения, чтобы разыскать своих детей и родственников, которые при неразберихе с погрузкой попадали в разные вагоны и были разлучены, спецкомендатура не разрешала. Поэтому люди долго жили в разлуке и не знали о судьбе родственников. Учебу или другую работу невозможно было обсуждать, так как категорически запрещалось перемещение с территории и каждый день нас отмечал старший в бараке. За самовольное отлучение с территории спецпоселения назначалось уголовное наказание сроком на 20 лет. По этому закону нам никто разъяснений не давал, только предупреждали и угрожали. Люди боялись и редко кто нарушал. Поэтому многие наши земляки, крымские татары, и я сам лично, не смогли учиться или поступать на учебу в высшие учебные заведения.
В 1944-1956 годах в местах спецпоселений не было никаких условий для развития культуры, языка и искусства: не выпускались газеты и журналы, не открывались школы и клубы, не говоря уже о других национальных культурных учреждениях. Также запрещались религиозные обряды, запрещалось и наказывалось свободное обсуждение между собой и с властями вопросов возвращения на родину, в Крым, не говоря уже о письменных обращениях.
После выхода указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года больших изменений не произошло: спецпоселения отменили, но возвращаться на родину крымским татарам было запрещено.
В 1991 году я вернулся в Крым своими силами. Никто со стороны государства нам не помог в переезде, на родине никто нас не ждал. Наоборот, не разрешали покупать дома и устраиваться на работу, не прописывали в Бахчисарайском районе. После этого мы стали искать дом и работу в других районах Крыма, ведь туда, где я родился, близко не пускали. Так как сын был экскаваторщиком, ему еле удалось устроиться в Белогорском районе, в селе Долиновка, колхоз «Украина», после чего и нас прописали.
В душе я не согласен с тем, что, вернувшись в Крым, на родину, так и не смог устроиться в своем родном Дегирменкое и жить в доме моих предков.
Живу в селе Долиновка Белогорского района.
(Воспоминание от 30 декабря 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: