1 (13 по новому стилю) сентября 1889 года появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии начинают публикацию уникальных мемуаров Сейдамета.
Продолжение. Предыдущая часть здесь.
Наконец, в конце года матрацы были погружены на две или три телеги, запряженные тройками лошадей – вместе с ходжой мы покинули школу и поехали на южное побережье. Это было самое радостное путешествие в моей жизни. Семь-восемь месяцев назад, приехав в школу, я чувствовал сильную горечь. Я не мог забыть слез мамы. А теперь я был в нетерпении, мне казалось, что колеса телег вовсе не вращаются, я чувствовал в себе легкость, хотел лететь, как можно скорее добраться домой… Как сильно я жалел, что по дороге, прежде чем приехать домой, мы должны были погостить в нескольких деревнях, чтобы оставить наших одноклассников в их домах… В каждой такой деревне мы всей группой шли в мечеть, в доме, в котором нас принимали, ночью мы пели гимны и фрагменты Корана, осуществляли подсчеты. Среди тех математических заданий самым важным был расчет стоимости сотен пудов табака, на разные сорта которого были разные цены. Я не присоединялся к этой большой и сложной работе, расчеты осуществляли мои одноклассники, у которых за плечами уже был период обучения в несколько лет. Зато остался с тех пор в памяти фрагмент религиозного гимна [автор – Юнус Эмре (1240-1321), суфий и основоположник турецкой поэзии]:
Райские реки несут воды, нежно шепча имя Божье,
Гурии на дорогах рая песней славят имя Божье.
В каждой деревне местные дети с завистью смотрели на нас, все спрашивали о нашей школе
Наш ходжа повсюду был вознаграждаем крестьянами, которые при случае и нас одаривали серебряными монетами. В каждой деревне местные дети с завистью смотрели на нас, все спрашивали о нашей школе, все стремились оказаться там… О, если бы они знали, как сильно мы хотели быть на их месте… В конце концов, наш караван, с каждым разом уменьшаясь, добрался до нашей деревни. И тут прошли такие же, как и в других местах, встречи. Гимны, Коран, расчеты… И тут мы получили немного похвалы и денег…
Осенью меня снова отвезли в Акмесджит. В этот раз мне было очень трудно расстаться с домом, я долго обнимался с братьями и сестрами, плакал на плече у мамы. Наконец, резкое покашливание отца и его слова «айда, айда…» заставили меня отряхнуться и усесться на телегу.
Однажды зимой пастух Хасан Ага вновь навестил меня, привез мне деньги и подарки. Его приезд стал причиной одного события, которое я никогда не забуду. Итак, Хасан Ага невольно выболтал, что скоро состоится свадьба нашего Мустафы Аги, который уже купил для этой свадьбы фейерверки, бумажные фонарики, алкоголь, сладости и заказал три цыганских оркестра. Он добавил: «Твой отец справит такую свадьбу, каких мало было в Кызылташе».
Это известие вызвало в моей голове замешательство. Оно означало, что меня не возьмут на свадьбу. Вот почему мой Мустафа не приехал и не увиделся со мной… Я пожаловался одноклассникам из моей деревни, Рустему и Неби. Они посоветовали, чтобы я сбежал из школы и сам поехал в нашу деревню, и даже дали мне денег…
Утром, во время молитвы, я пошел в кофейню Мерави и сказал ему, что мой отец тяжело заболел, после чего попросил, чтобы он срочно отправил меня домой. Помог мне случай. Какие-то жители Алушты как раз готовились к отъезду на дрожках. Когда они услышали, что я сын Сейдамета Аги, который заболел, сразу же взяли меня в повозку. Как только мы выехали из города, я попросил их спрятать меня, потому что боялся, что ходжа приедет и заберет меня силой. Все время я прижимался к ним…
Наконец наступил момент, которого я боялся… Я услышал приближающийся издалека отзвук каретного колокольчика. Звук усиливался, становился все выразительнее, я очень испугался и начал плакать. Пассажиры все время уверяли, что меня не отдадут.
В конце концов, нас догнала почтовая карета… В моих ушах зазвенел пронзительный голос ходжи… Обе повозки остановились. Ходжа одним прыжком вскочил в нашу, схватил меня за левое ухо и силой вытянул… Ухо заболело, начало кровоточить… Несколько раз он ударил меня по лицу… Один из пассажиров пытался объяснить неуместность такого поведения, но ходжа не слушал его. Он забрал меня в свою карету и завез обратно в школу в Акмесджите… Побои, неудача с побегом и холод сразили меня, я заболел… Известие [об этом] достигло деревни, родители очень переживали, мама плакала. Не прошло и недели, как приехал отец. Он увидел меня, бледного от болезни, страха и отсутствия аппетита…
Отец забрал меня из школы в Акмесджите и отдал в школу под Алуштой, ближе к нашей деревне. Это была школа совсем без суровости и полная свободы… В ней я полностью отдышался. С Сеидом Мемедом, сыном Кади Бабы, я ходил к нему домой, бродил по деревне, ездил на лошади, ходил на море…
Наш [новый] ходжа и его семья были очень мягкими людьми. Я жил у них… Еда была вкусной, фрукты в изобилии. Я никогда не забуду, как каждое утро мы ели горячие вкусные намазанные маслом творожные пирожки. Пирожки выходили из печи на подносе. Я навсегда запомнил этот вкус… Хотя в школе не было строгой дисциплины, мы не учились меньше, хотя ходжа была мягким, мы из-за этого вовсе не выказывали ему меньше уважения… Я еще не был в том возрасте, чтобы понять, что любовь больше покоряет сердце, нежели дисциплина, но чувствовал, что люблю этого учителя больше… Мое образование там также длилось всего несколько месяцев. Я вернулся в деревню. Возвращение принесло мне огромную радость, но мне также было жаль, что я расстался с Мемедом и Алуштой. Хотя при отъезде я не плакал, мне было грустно на душе…
Этим летом больше, чем игры со сверстниками, такие как кайдырак [вроде игры «в классики»], челик-чомак [подбрасывание палок], ашик [игра в кости], топач [вращение вокруг своей оси] и бирдирбир [чехарда], меня привлекали борьба и верховая езда, я не упускал ни одной представляющейся возможности.
Однажды, когда я возвращался домой из расположенного недалеко от нашего дома виноградника, я увидел подъезжающего верхом моего приятеля Неби. Я влез по стене и вскочил на его коня. Вдвоем на одной лошади, без седла – мы летели. На повороте лошадь, чтобы не столкнуться с внезапно появившимися коровами, отскочила в сторону. Это неожиданное движение стало причиной того, что я упал на землю. Правой рукой я ударился о камень, кость сломалась, рука опухла. Плечо болело и пекло. Я не смог сдержать плач. Входя в дом с намерением хотя бы немного смягчить упреки, которых ожидал, я снова начал специально громко плакать… Мама смогла с поспешным беспокойством понять, что случилось. Она натерла плечо оливковым маслом. Это смягчило горячку, но боли не уняло…
Отец на следующий день отвез меня к известному в окрестностях целителю в деревне Никита. Его звали Неби Ага. Мы не застали его. Поехали в Ялту и, наконец, нашли его в кофейне Ибрагима Аги. Неби Ага смазал больное место какой-то мазью и, положив руку между двумя тонкими и узкими досками, завязал. Боль сразу же ослабла, а спустя несколько часов отступила полностью.
Неби Ага был родственником и учеником некоего целителя из села Никита, одного из самых известных в Крыму. Тот мог спасти от смерти или инвалидности даже стариков, которые упали с высоких деревьев. С большим мастерством даже в самых опасных случаях он оборачивал их тогда в горячую шкуру ягненка. В наших краях он считался Хызыром. Он лечил, в конце концов, не только людей, но и помогал самым норовистым лошадям в случае вывиха… Те, кто его знал, говорили, что он, как и Неби Ага, очень добросердечный и мягкий.
Неби Ага быстро, но одновременно внимательно смазывая и оборачивая мою руку, занимал меня рассказами о разных забавных вещах, так что, хотя я не все понимал, все равно чувствовал, что он мастер и, в то же время, очень чуткий человек. Он мне понравился.
Я вернулся в деревню с рукой на перевязи, боль прекратилась, я был очень доволен. Отец купил пирожные и сладости. Я был счастлив, что мы везем их и для братьев и сестер.
Через неделю я выбросил повязки и с легкостью забыл, что у меня сломана рука. Вновь при каждой возможности я ездил на лошади и занимался борьбой…
Интерес к борьбе достался мне от отца. В борьбе мне больше всего нравился прием под названием «подсечка». Он заключался в том, что нужно внезапно обвить ногу вокруг ноги противника и повалить его на спину. Это был опасный прием действительно серьезной борьбы. Опасный, прежде всего, потому, что когда пытаешься применить его к противнику, он может, воспользовавшись тем, что ты опираешься только на одну ногу, легко опрокинуть тебя.
Даже больше, чем занятия борьбой, меня привлекало наблюдение за схватками. Как только я видел схватку, будь то молодых или взрослых, замирал в восхищении, мое сердце билось от чувств. Из того, что я слышал о борьбе от разных людей, я знал, что в церемонии борьбы существует «дервиза», но я никогда, хотя сильно стремился, этого церемониала не видел.
Продолжение следует.
Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: