«Тебя заказали!» – прозвучало в камере, словно приговор, в ночь на 1 февраля 2021 года. Я уточнил: «Куда?» В то же время догадывался: до этого сделали флюорографию и как последний штрих перед этапом – взяли мазок на коронавирус. Все пазлы складывались воедино. Но не так скоро! Поэтому я уточнил: «Куда?» Тот же голос мне ответил: «На этап в Краснодар!» В этот миг много мыслей проскользнуло: прощай снова, Крым, мои родные, мама, отец, дети, жена. Как они перенесут эту новость?
В душе – боль от несовершенного самого главного: я не смог навестить могилу моего сынишки, Мусы, частички моего сердца, суд отказал мне в этом. Я не смог проводить свое солнышко в последний путь...
Нет, не время, нужно заглушить все чувства. Нужно собраться и быть хладнокровным, иначе они продавят мою грудь своей тяжестью. Нужно идти навстречу новому испытанию, собирать вещи. Я подчинен обстоятельству.
Нужно заглушить все чувства. Нужно собраться и быть хладнокровным, иначе они продавят мою грудь своей тяжестью
В ту ночь я не спал, так как важно было собрать вещи и ничего не упустить, не забыть, особенно книги. Если в Ростове или во время этапа, в Краснодаре, посадят в «спецпост» – в «одиночку», где нет телевизора, то ценность вещей увеличится, а книги заменят собеседника. С такими мыслями я готовился к этапу.
В камере с грустью восприняли новость, как воспринял ее и я сам. Мы друг к другу привыкли за это время. Не думайте, что здесь какие-то заядлые преступники сидят. Да, есть те, кто отступился, но в большинстве они стали заложниками системы. Вот пример: пошел человек просить свои чистокровно заработанные деньги у работодателя – садись в тюрьму, ты вымогатель. Такие случаи – сплошь и рядом.
Мы жили все вместе в одной камере, кто из Крыма, кто из России, из разных уголков Земли, но жили мы мирно, в добрососедских отношениях. У меня только теплые воспоминания об этих людях с их непростыми судьбами.
В ту ночь я много добрых слов услышал: «Таких, как ты, больше нет», «Никто тебя не заменит, когда уедешь», «Тебя не забудем» и так далее. Мне от этого становилось даже не по себе. Я чувствовал себя неловко. В ответ говорил: «Не стоит так меня приукрашать, я всего лишь обычный человек, со своими изъянами». Но все же мне отвечали: «Мы знаем, что говорим. Как есть». А еще среди нас самый молодой, рыжий, как солнышко, паренек с веснушками очень любил ко мне приставать с вопросами: «Расскажи мне что-нибудь по физике». Или просил какой-нибудь эксперимент провести. Так вот, в ту ночь все за мной ходит и говорит: «Я с тобой поеду хоть по 205.5, так жалко, что уезжаешь». Он повторял эти слова снова и снова, но понимал при этом, что это невозможно и что прощаться придется неизбежно.
Ближе к семи утра я был готов. Уже сидел и ждал. Послышался звук удара ключей в бронь. Из-за двери сказали: «Сулейманов! Пять минут на этап!» Прозвучало коротко, но ободряюще. Все сразу оживились. В этот момент все собрались у двери, обступив меня. Я же стоял вплотную у выхода с сумками. Пожимая крепко друг другу руки и тепло обнимаясь, мы прощались.
Как и было обещано, через пять минут последовало два угрожающих звука: отпирающихся засовов и следом – щелканья замка. Бронь отворилась, я вышел и, обернувшись лицом в сторону закрывающегося проема, помахал рукой напоследок.
Я шел за инспектором по коридору, недалеко от моей камеры находился вход в «кишку». Он отворил решетчатую дверь и я последовал вниз по лестнице, в подземелье, в руках только факела не хватало для полной реалистичности картины Средневековья. Почему «кишка»? У зеков ассоциации фантастические.
Это длинное помещение размером 2 на 20 метров, без окон, под землей – подвал с низким потолком. Можно рукой достать, с двух его торцов – выходы под замком, через которые в порядке непонятной очереди либо выдают на этап, либо в камеры. В нем отсутствует освещение, настолько темно, что, находясь лицом к лицу, сложно опознать того, кто уже давно знаком тебе. Только у входов – тусклое освещение от спиральной лампочки, пользы от нее никакой. Теперь читатель поймет, почему такое название – «кишка». Вдоль ее стен проходят несколько водопроводных труб на уровне головы, из-за которых в некоторых местах проход еще больше сужается. На полу – лужи от протекающих труб, иногда они бывают настолько непроходимыми, что можно промочить ноги. В этапные дни «кишка» плотно набита людьми и сумками: чтобы пройти в другой конец, требуется немало усилий – нужно протискиваться сквозь толпу, расталкивая вещи, в духоте, в поту. Здесь могут находиться и больные туберкулезом, поэтому существует опасность для здоровья. В этом помещении можно находиться часами, пока тебя вызовут, присесть негде...
Вот они – мои родные, мы вместе сквозь «огонь и медные трубы», одно испытание на всех, которое словно застыло во времени
Я пробрался через «кишку» к ее противоположному выходу, откуда выдают на этап. Здесь я встретил Белял-агъа и Рустема Шейхалиева, мы так были рады видеть друг друга – это самое приятное, что иногда бывает во время этапа. Крепкие братские объятия, словно сто лет не виделись. Через некоторое время к нам присоединился Энвер-агъа. Тоже его чувственно встретили. В эти моменты даже забываешь, где ты находишься, про все неудобства и трудности не думаешь, а грязь глаза уже не мозолит. Как говорится, человек красит место. Вот они – мои родные, мы вместе сквозь «огонь и медные трубы», одно испытание на всех, которое словно застыло во времени.
Через некоторое время, более часа, нас стали выводить в кабинет для обыска. Подошла и моя очередь. Тут тоже тяжело пробраться к столу, где производят обыск, так как параллельно осматривают и других. Я закинул одну из сумок на стол «потрошителю», и процесс пошел. Он выворачивал каждую вещицу, если это сыпучка, то пересыпают в другой пакет, осматривая детально. В каждый кармашек, в каждую складку, в каждую щелочку заглядывал, не упуская ничего. Продукты тоже осматривали, пересыпая в другие пакеты. Если в пакете нарезанная колбаса, то каждый кусочек просили брать в руки и вращать перед ними, а то, что руки немытые, – это мелочи, тем более после «кишки». СЭС, увидев все это, бил бы тревогу. Да о чем я вообще… После такой процедуры вещи уже не складываешь аккуратно, а просто утрамбовываешь в сумку, во-первых, времени на это не дадут, во-вторых, смысла никакого, в пути еще число таких обысков может доходить до пяти.
После обыска переводят в «этапку» – комнату ожидания размером 4 на 4 метра, которая без исключения набивается людьми с сумками впритык. Вентиляция в ней не работает. Если начинают еще курить, то дышать становится тяжело даже самым заядлым курильщикам. По стенам течет конденсат, который выделяется от дыхания такого количества людей.
После длительного ожидания начали загружать в автозаки. Звучит командный голос начальника конвоя: «Первый!» В этот момент заключенный подходит к автозаку, проверяют его данные, загружают в отсек. Затем команда: «Второй!» И так далее, словно считают по головам. В автозаке – четыре отсека: два для «одиночек» размером 50 на 70 сантиметров и два размером 1,2 на 3 метра. «Одиночек» еще называют «стаканами». Меня завели в общий отсек, Энвер – в таком же, смежном с моим отсеком, сидел по соседству через стеночку, а остальные – Рустем Шейхалиев и Белял – находились в двух других автозаках. Во всех отсеках отсутствуют окна. В общем отсеке, вдоль длинных его сторон, проделаны узкие лавочки шириной 40 сантиметров. Когда под завязку забивают отсеки, то нет свободного места: пространство между лавочками занимают колени заключенных, а сумки – либо на коленях, либо под сиденьем. И тогда ехать становится невыносимо – затекают ноги. В этот раз в отсеке, где находился я, было около десяти человек, поэтому была возможность даже прилечь, правда, по очереди.
В 13:00 автозаки покинули СИЗО-1 Симферополя и тронулись в путь – в Краснодар...
Руслан Сулейманов, крымчанин, блогер, правозащитными организациями признан политузником, узником совести
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: