«Давление на Путина должно быть массовое и единодушное». Олег Сенцов – о том, чем занимается после освобождения

Украинский режиссер Олег Сенцов приехал в Вильнюс, где в выходные пройдет седьмой "Форум свободной России", в котором примут участие политики, правозащитники и эксперты. Сенцов рассказал корреспонденту Настоящего Времени о том, что делает для освобождения украинских политзаключенных в России и как продвигается работа над фильмами, сценарии к которым он написал в заключении.

– ​Хотела бы начать с того, что сейчас с вами происходит, хотела бы узнать про вашу правозащитную деятельность – в последних интервью вы много об этом говорите. Чем вы конкретно сейчас занимаетесь?

– Пока я не могу сказать, что занимаюсь правозащитной деятельностью. Я просто езжу по различным встречам на разных уровнях и рассказываю про наших политических заключенных, про наших пленных, которые все еще находятся в руках у Путина. Минимум 100 человек в российских тюрьмах, большинство из которых – крымские татары, и 227 человек на Донбассе, о которых мы знаем. Может, их больше, до тысячи, потому что мы не можем туда попасть… Их может быть больше.

– ​В вашем распоряжении есть конкретные списки с конкретными людьми?

– Это открытая информация, она есть у правозащитников, меня ей снабжают, потому что я сам пока что не могу глубже в это погрузиться, потому что много всего происходит. Я могу каждый раз говорить с людьми, доносить до тех, от кого зависит какое-то даже не принятие решения, а общее давление на Россию – чтобы оно не ослабевало, чтобы про таких людей не забывали. Чтобы не забывали, что Россия по-прежнему ведет против нас агрессивную войну и что до сих пор удерживает наших ребят в качестве заложников.

– ​Кто те люди, с кем вы говорите, кто способен принимать такие решения?

– Макрон (да, у меня была встреча с Макроном). Руководство Совета Европы. Руководство ПАСЕ. Различные министры иностранных дел. Я на различных уровнях встречаюсь в разных странах. Понятно, что решение зависит от Путина, но давление на него должно быть массовое и единодушное в этом вопросе. Чтобы они про это не забывали, я их взбодряю таким общением.

Я не очень, если честно, люблю эти поездки, я делаю это, потому что надо – это нужно мне, это нужно другим, это нужно для этих ребят. И мне говорят, что ты как пример, что за тебя боролись, и все считали, что тебя вытащить невозможно. А получилось вытащить. Значит, и их тоже возможно. И ты должен как пример показывать то, что это реализация такого давления.

– ​Ведете ли вы, может быть, какую-то отдельную кампанию по фигурантам "московского дела"?

– Мне не всегда хватает времени на наших ребят. Я не занимаюсь "московским делом", уж извините, потому что это все же немного разные истории. Это ваши внутренние истории. Если каждый из нас занимается своим делом, будет хорошо. А не лезть в дела других. Вы не будете указывать, как нам делать, а мы не будем указывать, как вам делать. Не знаю, как у вас позиция, а у нас позиция простая: один враг Украины – Путин, и любой человек, готовый с ним бороться, – наш союзник. Любой человек, который считает, что Крым – это Украина, он наш союзник, мой личный. И всё.

Но бороться за этих ребят – это немного не наша история. Это ваши протесты, вы молодцы, что протестуете против Путина, мы вас поддержим, есть "Русь сидящая", Костя Котов. Я их поддерживаю, но не могу их [добавить] в свой приоритет, когда у меня есть более близкие мои соратники, мои побратимы, которые сидят в российских тюрьмах. Я про них говорил в первую очередь.

– ​Про Константина Котова хочу спросить. Мы помним, как много он сказал в вашу поддержку, когда был на свободе. Знаете ли какие-то подробности о его ситуации? Может быть, с адвокатами у вас есть какая-то связь? Следите ли за его судьбой?

– Я слежу за его судьбой по мере возможностей. Еще раз повторю, сто человек наших сидит в российских тюрьмах, 227 в плену. Я их всех по именам не знаю, не с каждым еще из их родственников познакомился. Как бы хорошо ко мне не относился Костя Котов, он сидит в Москве, он россиянин. У меня есть ребята, которые ко мне ближе. Вы смотрите со своей стороны по ситуации, а я смотрю со своей.

У меня на дочку, которая живет со мной в одной квартире, не хватает времени, я вижу ее два часа в неделю.

– ​Встречи, о которых вы говорили, по большей части связаны с политзаключенными?

– Не только с политзаключенными, а с ситуацией в Украине и, прежде всего, что касается агрессии России – имеется в виду, на международном пространстве. Внутри Украины я просто знакомлюсь с людьми, разными, общаюсь на высоком уровне и на обычном – я не провожу разницы между студентом и профессором, между дворником и министром. С разными людьми общаюсь, с разными людьми знакомлюсь.

Во-первых, я хочу понимать, что происходит в Украине, понимать людей. На пять лет я выпадал, многие вещи прошли мимо меня. Я в общих чертах в курсе о ситуации в Украине, что происходило, но надо понимать глубже – я не иностранец, я свой человек, я вернулся, поэтому погружаюсь в эту информационную среду, общаюсь с людьми. Завожу какие-то знакомства, формирую свой круг людей, которые мне близки. Я могу встретиться с человеком, пообщаться, но у меня может оказаться с ним ничего общего – и я с ним не буду общаться, это не проблема. Но составить свое личное мнение, того же Саакашвили увидеть – мне интересно было, какой он человек, посмотреть на него. На других людей посмотреть.

– ​Есть ли у вас время на творческую реализацию? Помню, вы рассказывали про три сценария, которые в работе...

– Не совсем точно. Три сценария написаны в тюрьме, закончены, два сценария закончены до тюрьмы. Итого пять полностью законченных сценариев, готовы к работе. Два из них уже запущены в разработку, и съемки одного будут в 2020 году, если все будет хорошо, второго – в 2021, если все будет хорошо. И следующие – каждый год по фильму, если все будет хорошо. Но эту работу я уже веду.

– ​А можно чуть подробнее: это художественные или документальные фильмы?

– Я работаю только с художественными игровыми полнометражными фильмами. Первый фильм будет называться "Носорог", это криминальная драма. Это то, к чему мы провели подготовку годичную, не успели начать съемку, сейчас начинаем все с нуля.

Я не привык говорить про свои планы, пока не закончено дело. Закончу – вот, пожалуйста, смотрите. А пока нет: эта тема обсуждается с теми, с кем я работаю, с моей группой, с близкими людьми.

– ​В глобальном смысле вам заниматься кино интереснее или ваша личная история, правозащита сейчас важнее?

– Вы должны понимать: из-за того, что мне дали премию Сахарова – главную правозащитную премию в Европе, – я не считаю себя на 100% правозащитником, не надо меня так воспринимать. Я все-таки больше себя позиционирую как общественный деятель, потому что я активный гражданин, любая тема страны, которая важная, горячая, – я готов в этом участвовать. И в том числе – в правозащите тех людей, которые наши пленные, и не только они. Надо немного шире смотреть. И гражданская организация, которую я буду создавать, будет более широкого профиля. Не только чисто правозащитная или чисто культурная. Ну и [буду] заниматься общественной работой, теми горячими темами, которые актуальны для всех граждан.