18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.
Я, Февзи Бейтуллаев, крымский татарин, родился 1 мая 1930 года, уроженец села Каракчора Лориндорфского района (с 1948 года Горловка Первомайского района – КР) Крымской АССР.
Состав семьи на момент депортации: мать Абибе Бейтуллаева (1905 г.р.), брат Фезазий Бейтуллаев (1922 г.р.), сестра Зера Бейтуллаева (1924 г.р.), сестра Зекие Бейтуллаева (1929 г.р.), я, Февзи Бейтуллаев (1930 г.р.), сестра Алие Бейтуллаева (1937 г.р.), брат Рефат Бейтуллаев (1939 г.р.), брат Решат Бейтуллаев (1940 г.р.), брат Ният Бейтуллаев (1941 г.р.) и брат Ленур Бейтуллаев (1942 г.р.).
На момент депортации наша большая семья проживала в деревне Каракчора в частном доме. В деревенской школе с преподаванием на родном языке в 1941 году я закончил 2 класса. В 1944 году семья жила в доме с приусадебным участком в 30 соток. Во дворе были заготовлены стройматериалы на постройку нового дома. Все осталось при выселении. Хозяйство состояло из коровы, бычка, 12 баранов, 15 кур.
Отец Битля Бейтуллаев в начале войны был мобилизован в трудовую армию, после чего мы с ним не встречались и его судьба нам неизвестна. Брат отца Бари Бейтуллаев в начале войны был мобилизован в ряды Красной армии. Успешно окончил службу, впоследствии после депортации нашел свою семью в Узбекистане.
Ясно помню только, как выгоняли с оружием, подгоняли прикладами, было много шума, слезы, крики
После освобождения села от немецких оккупантов у нас в доме поселились 4 военных. Накануне 18 мая никаких подозрений на выселение не было, даже те военные, что жили у нас в доме, не предупредили.
18 мая 1944 года рано утром нас всех разбудили, заставили быстро одеться и вывели на место сбора. Не помню, сколько было военных, ясно помню только, как выгоняли с оружием, подгоняли прикладами, было много шума, слезы, крики. Нам никаких постановлений зачитано не было, не объяснили, что и сколько надо брать с собой, не разъяснили, куда и на какое время увозят. Мы все были в шоке, испуганы.
Мать и 9 детей последовали на большую навесную площадку, куда сгоняли всех соотечественников из села. Там уже стояли автомобили, быстро погружали людей и под конвоем вывозили из села.
По разговору старших, нас увезли где-то на 35 километров – не то в Джанкой, не то в Курман (с 1944 года поселок Красногвардейское – КР). Там уже были готовы вагоны, предназначенные для перевозки скота.
Нас погрузили в вагоны. Вагон наш был забит до отказа. Не помню, сколько семей или людей было, но было очень душно. Никаких условий в вагоне не было, нужду справляли в ведро. Для этой цели был огражден угол вагона. Сами добывали питьевую воду на редких остановках, бегали, искали ее. На этих же остановках быстро сооружали очаг, где кипятили воду, чтобы потом смешать ее с мукой, которую наспех успели прихватить с собой. Кто-то успевал что-то приготовить. После сигнала (гудка) солдаты спешно загоняли людей в вагоны, сковородки и мизерная провизия оставалась на станциях. На маленьких остановках мы слышали, что в других вагонах умирали люди, их не успевали хоронить, оставляли прямо на станциях. В нашем вагоне таких случаев не помню.
Врачей и санитаров в пути следования я не видел, и их не было. Люди в вагонах завшивели, никаких средств, чтобы избавиться от вшей, нам не выдавали.
За первые годы депортации из 22-х семей переселенцев, что жили в кишлаке, осталось всего 3 семьи
В пути мы были 22 дня, на конечную станцию прибыли 10 июня. Наш состав остановился на станции Китаб Кашкадарьинской области УзССР. На перронах уже стояли в ожидании арбы (лошадиные повозки). Нас погрузили на них и повезли за 30 километров в колхоз «Кизил Шарк» Китабского района. Нас распределили к местному узбеку Мухтар-ака. Его семья очень сочувственно отнеслась к нам, помогала, чем могла. В первые дни пили мутную воду из арыка, ели что попало, шелковицу, кое-какие фрукты. Стояла невыносимая жара, непривычная для нас. Начались эпидемии: дизентерия, тиф, малярия. За первые годы депортации из 22-х семей переселенцев, что жили в кишлаке, осталось всего 3 семьи. Вымирали семьями из-за болезней.
Местные жители – узбеки – к нам относились доброжелательно, случаев издевательств не помню. Они всячески помогали, чем могли, хотя сами они жили очень бедно, голодали в полуразваленных хижинах.
Нас на местах спецпоселений никакими стройматериалами не обеспечивали, никакой ссуды не выдавали.
В 1944 году умер младший брат Ленур
Вся наша семья поочередно переболела дизентерией, малярией. В 1944 году умер младший брат Ленур. Только после того, как немного акклиматизировались и немного окрепли, брат, старшие сестры и я начали работать в колхозе на хлопковых полях. Заработную плату выдавали деньгами и продуктами. Семья уже не так голодала.
Никуда выезжать не разрешалось. Регулярно отмечались в комендатуре. Было очень строго, за нарушение нещадно карали.
В 1947 году от малярии умер брат Фезазий. В 1953 году от инфекционной болезни умерла сестра Алие
В 1947 году от малярии умер брат Фезазий. В 1953 году от инфекционной болезни умерла сестра Алие.
Комендантский режим продолжался до 1956 году. После снятия комендантского режима наконец-то можно было встретиться с родственниками, которые были разбросаны по всей республике.
В 1950 году я поступил в медтехникум в городе Карши. Встал на учет в комендатуре города Карши, один раз в месяц ходили на регистрацию. В 1954 году окончил техникум, был направлен в Бишкекский район Кашкадарьинской области УзССР.
До 1956 года мы не думали о развитии культуры и искусства крымскотатарского языка – надо было выживать в страшных условиях. После 1956 года жизнь в местах спецпоселений стала налаживаться. Но многих не устраивали ограничения, приведенные в этом указе («О снятии ограничений по спецпоселению с крымских татар, балкарцев, турок — граждан СССР, курдов, хемшилов и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны» от 28 апреля 1956 года – КР) и, главное, запрет на возвращение в Крым.
В 1957 году мы переехали из кишлака в райцентр Китаб. В 1958 году умерла мама от дизентерии. Все заботы о младших братьях легли на плечи сестер и меня.
В Крым смог вернуться только в апреле 2007 года. Сейчас проживаю в селе Вересаево Сакского района.
(Воспоминание от 15 ноября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: