18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Ремзи Алиев, крымский татарин, родился 20 апреля 1927 года в деревне Калымтай (с 1945 года Тенистое – КР) Бахчисарайского района Крымской АССР.
На момент выселения в состав семьи входили: отец Вели Али Курт (1902 г.р.), мать Эмине Алиева (1907 г.р.), я, Ремзи Алиев, сестра Нурие Алиева (1933 г.р.), сестра Ульвие Алиева (1938 г.р.) и брат Февзи Алиев (1942 г.р.).
На момент депортации семья проживала в деревне Калымтай Бахчисарайского района. У нас был собственный дом, обставленный мебелью. Мой отец был инвалидом, не годным к военной службе.
В 1944 году в апреле, после освобождения, в нашей деревни были только женщины и дети, так как в начале войны все мужчины, годные к военной службе, были мобилизованы в армию.
Шли военные действия. К нам в деревню пришли военные и просили помочь нашим войскам
Я был допризывником, мне было 17 лет. Наша деревня находится под Севастополем. Немцы в течение месяца сопротивлялись, шли военные действия. К нам в деревню пришли военные и просили помочь нашим войскам. Мы, молодые, пошли вместе с военными до поселка Кача, бывшая Качинская авиашкола, которая находится от нашей деревни на расстоянии 12 километров, где базировались наши самолеты-истребители.
Немецкие истребители-«мессершмиты» почти каждый день совершали на наш аэродром налет и сбрасывали маленькие авиабомбы. Для того, чтобы осколками не повредило наши самолеты, мы вместе с военными с трех сторон для каждого самолета строили защитные стены и равняли воронки от взрывов бомб. И плюс к этому немецкая дальнобойная артиллерия днем, через каждые полчаса, выпускала один снаряд по аэродрому. Некоторые снаряды перелетали, некоторые не долетали и прямые попадания тоже бывали. Мы сравнивали большие взрывные воронки, чтобы нашим самолетам они не мешали подниматься.
Военные числились в своих частях, а мы нигде не числились: кто из наших убит, кто жив остался – ничем не докажешь
Один снаряд попал прямо в центр аэродрома и не взорвался, нам дали команду убрать снаряд. Мы откопали, он был очень тяжелый, теплый. 5-6 человек с трудом погрузили на телегу с песком и отправили за пределы аэродрома. Мы трудились вместе с военными с самого раннего утра до самого темна, ночевали на аэродроме. Вот так мы в течении почти месяца трудились. Многих наших военных ранило и убило. Военные числились в своих частях, а мы нигде не числились: кто из наших убит, кто жив остался – ничем не докажешь. Только тем из наших ребят, кто был ранен и попал в военный госпиталь, дали положенный документ, когда они выписались.
Я помню, когда жил в Узбекистане, выписывал газету на крымскотатарском языке «Ленин байрагъы». Один раз я прочитал в газете, что человек, который со мной был в этих операциях, был ранен, фамилия его Кудусов, но документ дали по ошибке на фамилию Кутузов. Он жил в совхозе Ходжиабад Андижанской области. А сейчас жив ли он и где живет, не знаю. После освобождения Севастополя, нас, кто остался жив, отпустили домой.
У женщин с малолетними детьми мужья находились в армии. Вот такие люди сильно пострадали. Почти всей семьей умирали
После возвращения домой, на третий день я попал в депортацию. Я видел, как над деревней, на горе был установлен станковый пулемет. У нас в семье из взрослых были я, отец и мать, по мешку кое-чего смогли взять. Из соседей были старики, женщины с малолетними детьми, у стариков сыновья были мобилизованы на действительную военную службу в 1939 и 1940 годах, все служили на у западной границы. С начала войны о них ничего не было известно, даже письма не приходили. У женщин с малолетними детьми мужья находились в армии. Вот такие люди сильно пострадали. Почти всей семьей умирали от невыносимого положения, никто не был в состоянии им помочь.
Наша семья во время депортации попала в Узбекистан, Самаркандскую область, Галляаральский район, рудник Койташ. Никакого жилья не было, в первые годы депортации все люди жили в землянках, в невыносимых условиях. Описать это просто невозможно. Трудоспособные люди работали на шахтах, на стройках, таким путем они смогли спасти себя от голода.
Я пошел работать на шахту, где отработал 44 года. Имею государственные награды. Таким образом, смог спасти себе жизнь. В данное время проживаю в Симферопольском районе, в поселке Гвардейское.
(Воспоминание от 28 октября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: