18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Фатьма Муратова, крымская татарка, родилась в 1932 году в деревне Шелен (с 1945 года Громовка – КР) Судакского района Крымской АССР.
Состав семьи: отец Джелял Ислямов (1892 г.р.), мать Гульсум Джелялова (1902 г.р.), я, Фатьма Муратова, и брат Абдураман Джелялов (1940 г.р.).
На момент депортации мы находились в деревне Аблеш (с 1948 года Лихово, ныне исчезнувшее село – КР) Ичкинского (с 1944 года Советского – КР) района Крымской АССР. Отец до войны работал в совхозе рабочим, во время оккупации нигде не работал. Был у нас свой дом из четырех комнат, была корова, телка, 4 барана, куры, индюки, утки – всего птицы 100 штук. Отец во время войны помогал партизанам продуктами питания и одеждой.
Накануне нас никто не предупреждал о выселении. 18 мая 1944 года, в 5 часов утра, пришли советские солдаты с автоматами в руках и дали на сборы 10 минут. Ничего не говорили, только сказали: «Собирайтесь». Никаких документов обвинительного характера нам не зачитывали и не разъяснили, куда и на какое время нас высылают. Ничего из продуктов нам не разрешили брать. Согласно постановлению ГКО № 5859 сс «О крымских татарах» от 11 мая 1944 года спецпереселенцам разрешалось взять свои личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве до 500 кг на семью – об этом нам не сообщили.
Нас и семью дяди Насуруллы Ислямова (8 человек) сразу погрузили на машины, повезли в районный центр и сразу погрузили в товарные вагоны, в которых раньше перевозили военнопленных. Мама была беременна. Вагоны были вшивые, грязные, сразу после погрузки закрыли двери вагонов на замок и к каждому вагону приставили вооруженных охранников (конвоиров). Вагоны были полные, забитые как селедки в бочке, негде было встать. Маленькие окошечки закрыты решетками, туалета и воды не было.
На разъездах останавливали эшелон на 10-15 минут, люди не успевали даже чай вскипятить – не то, чтобы суп сварить. Больных никто не обслуживал, умерших оставляли на земле, укрыв чем попало – на похороны времени не было.
По прибытию на место назначения – спецпоселение в деревне Турша, недалеко от города Йошкар-Ола Марийской АССР – 28 мая 1944 года еще стоял лед, было холодно. Поселили во вшивые бараки, спали на нарах, было грязно, бараки не отапливались.
При комендантском режиме нам не разрешали посещать родственников, больных, ехать в город учиться и лечиться
В первое время дали по 10 кг какой-то крупы. Мы собирали в лесу грибы, в поле картошку и варили себе кушать. Пайки (согласно постановлению ГКО № 5859 сс «О крымских татарах» от 11 мая 1944 года) в виде муки, крупы и овощей взамен оставленных в местах выселения сельхозпродуктов и скота на протяжении июня-августа 1944 года нам не выдавали. По прибытию на место высылки согласно постановлению № 5859 приусадебными участками не обеспечивали и не оказали помощи местным стройматериалом для строительства домов. Согласно этому постановлению мы 5000 рублей (размер ссуды – КР) не получили.
В несовершеннолетнем возрасте нас посылали на рубку леса, получали 20-30 рублей в месяц. При комендантском режиме нам не разрешали посещать родственников, больных, ехать в город учиться и лечиться. За самовольное отлучение с территории спецпоселения в 1944-1948 годах сажали в тюрьму. Дети 1937 года рождения также ходили на подпись в комендатуру.
Не только наша семья, все крымские татары голодали, умирали от голода
Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны от 26 ноября 1948 года», предусматривающий наказание за побег 20 лет каторжных работ, а за укрывательство и пособничество побегу – 5 лет лишения свободы, нам был зачитан.
В первые годы высылки мы всей семьей заболели брюшным тифом, никакой медицинской помощи нам не оказывали, умерших хоронили в братскую могилу. Не только наша семья, все крымские татары голодали, умирали от голода. Собирали кору деревьев, ягоды, чтобы не умереть от голода.
Я училась в школе, окончила 7 классов, других учебных учреждений в близлежащих местах не было. Учеба велась на русском языке. Дальше учебу продолжать не было возможности.
Никаких условий в местах спецпоселений в 1944-1956 годах для развития крымскотатарской культуры, языка, искусства не было. Религиозные обряды проводили, если на это было время и возможность, но все люди думали только о еде и о том, чтобы не умереть от голода.
Свободно обсуждать тему возвращения в Крым, составлять и направлять письма, петиции с требованием отмены правовых актов, нарушивших индивидуальные и коллективные права, восстановление государственности крымских татар – Крымской АССР – не могли, за это сажали в тюрьму на 10 лет или вообще приезжал «черный ворон» и человек исчезал без вести.
После выхода Указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года, согласно которому с крымских татар были сняты ограничения по спецпоселению, но не давалось право на возвращение имущества, конфискованного при выселении, а также право на возвращение в места, откуда эти люди были выселены, мы выехали в Узбекистан ближе к своим родственникам. В 1960 году я вышла замуж и воспитала двоих сыновей.
В Крым мы вернулись в 1991 году, согласно очередности взяли участок под индивидуальное строительство в городе Саки. Никакой помощи при строительстве дома нам не оказывали. В настоящее время проживаем в Саки.
(Воспоминание от 7 октября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: