18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Сидали Муратов, крымский татарин, родился 8 марта 1935 года в деревне Тав Бадрак (с 1945 года Скалистое – КР) Бахчисарайского района Крымской АССР.
Состав семьи на момент депортации: мать Назире Муратова (1915 г.р.), я, Сидали Муратов, брат Энвер Муратов (1938 г.р.), брат Аблямит Муратов (1939 г.р.), брат Первер Муратов (1940 г.р.), дядя по матери Сервер Бариев (1938 г.р.) и бабушка Амиде Бариева.
В момент выселения мы жили в собственном доме в деревне Тавбадрак, состоящем из трех комнат. Были у нас 1 корова, 15 барашек, 30 кур, огород в 10 соток.
После освобождения Крыма от фашистских захватчиков, люди радовались, жизнь стала налаживаться, но радость была не долгой…
Мы растерялись: мать с маленьким ребенком на руках, бабушка старая, немощная – ничего не взяли
18 мая 1944 года, в 4 часа утра, к нам постучали в дверь. Стук был очень сильный, и все вскочили, ничего не понимая. В дверях и у окон стояли солдаты с автоматами. Нам сказали, чтобы мы собрались за 15 минут. Ничего не объяснили: куда ехать, зачем, на сколько, что надо брать с собой из продуктов, одежды и вещей. Мы растерялись: мать с маленьким ребенком на руках, бабушка старая, немощная – ничего не взяли. Мы вышли в чем были одеты. Из продуктов тоже не смогли ничего взять.
Нас погнали к кладбищу, где продержали до полудня. Там стоял шум, плач детей и взрослых. Нас окружали солдаты с автоматами.
К вечеру нас погрузили на грузовые машины и повезли в Бахчисарай на железнодорожный вокзал, где погрузили в товарные вагоны: двухъярусные, перевозившие военнопленных, грязные, вшивые, двери которых были закрыты на засов – не выпускали даже по нужде. К каждому вагону были приставлены два вооруженных солдата. Туалет соорудили сами люди: сделали дырку в полу в уголке вагона и огородили тряпкой. Никаких условий в вагоне не было – ни санитарных, ни бытовых.
В пути кушать не давали, люди на остановках делали из кирпичей очаг и варили суп. Если не успевали, хватали кастрюли и забегали в вагоны, так как не предупреждали, сколько будет стоять состав. Лишь иногда, нерегулярно, выдавали какие-то похлебки – кому доставалось, а кому нет. Были умершие в вагоне, если успевали – хоронили, если не успевали – оставляли на железнодорожной платформе. В пути следования сопровождающих врачей и санитаров не было.
В 1948 году от брюшного тифа умерли бабушка и братишка. Мы голодали
В пути мы были 22 дня. На конечную станция Беговат Ташкентской области УзССР прибыли 10 июня. Нас сразу отправили в баню, после бани погрузили на двухколесные арбы и повезли в совхоз «Дальверзин», где нам выделили одну комнату в бараках.
Люди стали болеть дизентерией, малярией, брюшным тифом. В июне нам стали выдавать паек, но нерегулярно, потом совсем прекратили. В 1948 году от брюшного тифа умерли бабушка и братишка. Мы голодали. Давали по 5000 рублей ссуду, но мы не смогли взять. В 1948 году отец вернулся из трудармии и жизнь стала налаживаться. Отец стал работать и получать зарплату.
Каждые 15 дней мы ходили на подпись (в комендатуру спецпоселения – КР). В 1948 году комендант зачитал указ об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного поселения. После этого указа ужесточился комендантский режим.
Хоронить не было сил, хоронили местные жители в братских могилах
Так же, как и мы, мои соотечественники болели и умирали семьями. Хоронить не было сил, хоронили местные жители в братских могилах. Учиться не было возможности. От мала до велика, все, кто мог что-то делать, работали, зарабатывали на хлеб, чтобы не умереть с голода.
До 1956 года ходили на подпись. В 1956 году поступил в ФЗО на плотника, по окончании стал работать плотником. После указа 1956 года жизнь стала налаживаться, но меня не устраивали ограничения, приведенные в этом указе и, главное, касающиеся запрета на возвращение на родину.
В Крым смог вернуться только в 1991 году. Сейчас проживаю в городе Саки.
(Воспоминание от 12 октября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: